видению мира. Противопоставление Востока и Запада — общее место в истории. Никогда не было так просто, как после второй мировой войны, понять Восток: у него были укрепленные границы и официальная идеология. С девяностых годов всё смешалось. Запутались все: творцы мировой политики, правящие классы и читатели газет.

В 1993 году Сэмюэл Хантингтон (Samuel Hantington) предложил свою концепцию: его статья «Столкновение цивилизаций», опубликованная в “Foreign Affairs”, и последовавшая за ней монография предлагали понятийные инструменты для создания карты мира, не ограниченной политическими или государственными границами, но учитывающей культуры и цивилизации. По мнению американского ученого, великие исторические переломы проходят не по границам государств, но по совокупностям стран, по цивилизациям, культурным и религиозным сообществам. Становилось проще понять национальные идентичности в рамках их цивилизации. Во времена холодной войны перед каждой страной стоял вопрос: на чьей ты стороне? Сегодня вопрос: кто ты такой? И ответить на него нелегко. Мы уже говорили об этом касательно процесса реструктуризации всех идентичностей.

С точки зрения Хантингтона, существует несколько цивилизаций: конечно же, западная (самая сильная), а также исламская, китайская, индусская, православная, буддистская, японская и африканская. По ходу изложения некоторые цивилизации обретают большее значение, в то время как другие, особенно африканская, остаются на периферии, так что начинаешь почти сомневаться в их существовании. Заслуга американского ученого в том, что он предложил принцип классификации целой россыпи идентичностей, пробуждающихся или уже действующих. Он предоставляет читателям своего рода карту. Цивилизации, культуры и религии в его интерпретации вновь обретают ценность, утраченную в годы холодной войны и в марксистском анализе. Хантингтон критически относится к идее, что глобализация приводит к универсальной цивилизации, и видит в ней лишь слой лака, покрывающий великое разнообразие народов.

Есть глобализированная, космополитическая культура (которую автор называет «культурой Давоса», по известному швейцарскому центру проведения Всемирного экономического форума), но немногие принадлежат к ней. По мнению Хантингтона, за пределами западного мира она затрагивает не более пятидесяти миллионов человек. Глобальная культура лишена глубоких корней и не служит средством унификации. То же касается английского как языка международного общения. Напротив, сейчас идет возвращение к местным языкам, что видно в странах бывшего Советского Союза и в различных странах Африки, где местные языки становятся средством возвращения идентичности. Глобализация не создает единую всемирную «озападненную» цивилизацию: она лишь тонкая корка, под которой продолжают жить совершенно различные между собой миры.

Концепция Хантингтона была популяризирована как идея «столкновения цивилизаций» (crash of civilizations) (в итальянском издании она значительно важнее второй части названия: remarking of world order). Ценность книги в утверждении значимости таких долгосрочных факторов, как культура, общность цивилизации и религии. Хантингтона (особенно те, кто его не читал) сводят к «пророчеству» о столкновении цивилизаций. Но это не так. Впрочем, необходимо заметить, что идея цивилизационного подхода не является изобретением автора, но глубоко укоренена в историографической культуре. Международные перспективы СССР продолжали устремления царской России: идея Третьего Рима работала независимо от большевистской революции. Хантингтон не предлагает ничего нового, когда говорит о столкновении цивилизаций. Просто холодная война затмила в глазах многих их неизменную силу.

В тридцатые годы в рамках Semaines Sociales (собеседованиях французских католиков, посвященных социальной мысли) состоялась сессия по конфликтам цивилизаций, и были выявлены различные цивилизации, в том числе мусульманская, советская, еврейская. Идея заключалась в том, что христианство стоит над цивилизациями как примиряющая сила. Характерно, что уже в тридцатые годы, когда большинство мыслило в категориях господства «белых», французский католицизм, чуткий к восприятию других миров и культур, размышлял о цивилизациях и столкновении между ними. Английский протестантский писатель Базил Мэтьюс (Basil Mathews) в 1926 году опубликовал книгу “Young Islam on trek” с подзаголовком “A study of the clash of civilizations”, в которой призывал молодых христиан к размышлению о сопоставлении христианского и мусульманского мира.

В конце тридцатых годов ватиканские учреждения провели опрос среди католических епископов в мусульманских странах, чтобы разобраться, как вести себя по отношению к исламу, непроницаемому для католической миссии. Дискуссия была напряженной и склонялась к необходимости уважительного подхода. Мусульманский мир, его сила и твердость, были так хорошо известны на Западе, что о конфликте цивилизаций размышляли еще тогда, когда почти все исламские страны жили под контролем европейцев.

Книга Хантингтона опирается на богатую культурную традицию. Достаточно подумать о «Закате Европы» Освальда Шпенглера, на которого ссылается Хантингтон. В этом труде, опубликованном после первой мировой войны, широко используется понятие цивилизации и отмечаются трудные перипетии их истории. Размышлял об отношениях Запада с другими цивилизациями и историк Арнольд Тойнби (Arnold Toynbee). Но Хантингтон предложил свой труд в подходящий момент, когда многие нуждались в ориентирах. Многие хотели услышать то, что он написал.

Его слов ждали те, кто, кончив бороться с коммунизмом, почувствовал себя сиротливо и искал, от каких новых врагов и варваров защищаться. И славяно-русский мир после краха СССР и войны в Югославии (где он идентифицировал себя с сербами), почувствовал себя ослабленным и подверженным давлению Запада. Но и исламский мир искал ориентиры. В них был заинтересован и мир индуистский. Теория конфликта цивилизаций предлагала место в мире неспокойным идентичностям, испытывавшим искушение антагонизма. Не случайно книга Хантингтона, рассматривающая мир с точки зрения Запада, стала бестселлером у арабов, особенно среди исламистов, увидевших в ней подтверждение своей идеи радикального противостояния Западу. Книга имела успех и среди «врагов» Запада.

Мир глобализирован, но не унифицирован

После 1989 года мир все еще полон конфликтов. Согласно докладу Human Security Center, после 1992 года заметно сократилось число конфликтов, но погибло в них больше гражданских лиц, чем в прошлом. Однако Африку процесс этот не затронул. Корни многих конфликтов лежали не только в противостоянии двух сверхдержав, как предполагали некоторые. Империи подавляли конфликтные ситуации; это стало видно, когда после распада СССР разразились различные войны: в Чечне, в Азербайджане в Нагорном Карабахе или в Грузии в Южной Осетии, которая требует воссоединения с Россией, в других местах. Многие войны, считавшиеся конфликтами «по доверенности» между двумя сверхдержавами, на самом деле имели местные корни. Например, после 1989 года революционные движения в Центральной Америке потеряли внешнюю поддержку: Куба ослабла, а советская помощь прекратилась. Однако конфликт в Колумбии, где марксистские движения играли большую роль, не кончился. Исламская война (при поддержке Запада) против советских войск в Афганистане сыграла решающую роль в осознании агрессивной силы радикального исламизма. Бывшие афганские бойцы, собиравшиеся в мечети в бывшей католической церкви в столице Алжира, затем перешли в ряды террористов. Остается открытым исторический палестино-израильский конфликт, длящийся уже более полувека, хотя и с