К носилкам была прикреплена стойка капельницы. Врач махнул рукой двум санитарам, готовым вынести носилки, и те вышли в коридор.

– Что здесь произошло? – спросила Лусия. – Кто с ним такое сотворил?

Сердце у нее отчаянно билось.

– Он сам нанес себе все эти повреждения, – сказал врач, не спуская глаз с лежащего на носилках Габриэля Шварца.

Перед тем как он вышел, Лусия удержала его за руки.

– Как это случилось?

Она заметила, что он покосился на ее руку, лежавшую у него на рукаве, и отпустила его.

– Спонтанное кровотечение, – ответил он. – Массивная кровопотеря. Быстрый ПТ вызывает тревогу.

– Что-что?

– ПТ – это протромбиновый тест, проще говоря, проба крови на свертываемость, которая оценивает уровень протромбина и факторы коагуляции VII, X, V, II. Он страдает недостатком витамина К, повлекшим за собой значительное падение показателей фактора коагуляции. Я подозреваю, что он проглотил изрядную дозу ратицида[17].

– Ратицида? – в смятении переспросила Лусия.

Врач кивнул.

– Да. Мадридский центр борьбы с отравлениями ежегодно получает десятки вызовов по случаям отравления зооцидами, средствами против грызунов. В большинстве случаев это происходит с детьми, но бывает, что и со взрослыми. И в двадцати процентах случаев у взрослых это связано с намеренным поглощением яда.

– То есть вы хотите сказать, что это была попытка самоубийства? Но его ведь тщательно обыскали и приставили к нему постоянную охрану! Он не мог ничего проглотить в течение последних нескольких часов, доктор.

Врач покачал головой.

– Такие нарушения в протромбиновом тесте, которые мы наблюдаем здесь, происходят между тридцать шестым и шестьдесят пятым часом после приема внутрь. Иными словами, клинические проявления появляются со второго по четвертый день. По всей видимости, гемофилия, которой он страдал, ускорила процесс, но в любом случае он проглотил яд раньше, чем его задержали.

«Черт… Чашка! – подумала она. – Либо он сам ее выпил, либо его заставили».

– Как он себя чувствует?

Врач поморщился.

– В этом плане я пессимист. Он в коме, и его жизненные показатели очень плохи. У него, несомненно, сильное субарахноидальное внутричерепное кровоизлияние, то есть кровь между черепной коробкой и мозгом, к тому же желудочно-кишечное и легочное кровотечения, которые привели к гипоксии, то есть к нехватке кислорода и к дыхательной недостаточности… Мы делаем все возможное, но я не знаю, доедет ли он живым до больницы.

– Спасибо, доктор.

Лусия проводила врача взглядом. Стоящий с ней рядом Ариас побледнел до синевы.

* * *

Они наблюдали за происшедшим по видеозаписи с камеры слежения. Сначала отравление проявилось как слабое носовое кровотечение. Потом Шварц начал кашлять кровью. Наконец, она просто хлынула у него изо рта и потекла по подбородку и одежде, словно его рвало кровью.

Тут дверь в камеру распахнулась, и туда влетели двое охранников.

– Как только мы увидели, что у него кровь, сразу примчались, – объяснял тот, что сидел перед экраном.

На видео охранники склонились над Габриэлем Шварцем, у которого начались судороги. Один из них схватил рацию и вызвал помощь.

Тем временем тело Габриэля Шварца выгнулось дугой, словно он получил серию электрических разрядов. Охранники стояли перед ним в полной беспомощности. Кровь у него текла отовсюду: из носа, изо рта, из глаз и ушей. А потом все мышцы резко расслабились, и он затих, неподвижно распластавшись на кровати.

– Я хочу увидеть, что было до этого, – сказала Лусия.

Охранник отмотал пленку назад.

– Похоже, он разговаривает сам с собой, – заметил Ариас.

Звука не было, только изображение. Тут наблюдавший за Габриэлем кашлянул. Все обернулись к нему.

– Когда я проходил мимо его камеры, он… он говорил женским голосом. Потом мужским. А потом еще каким-то другим.

– И что он говорил?

– Что он должен кого-то убить… Женский голос умолял какого-то Рикардо не делать этого… я хочу сказать, не убивать его.

– О господи! – выдохнул Ариас.

– Смотрите-ка, – сказал Пенья.

Габриэль на экране приблизился к камере, поднял голову и, пристально глядя в объектив, заговорил. Заговорил с ними. Движения его губ были очень четкими и различимыми.

– Похоже, он произносит буквы…

– Отойдите-ка назад, – приказала Лусия.

Все по очереди отступили.

– Да, так и есть! Сначала Л, – сказал Ариас. – Или Н…

– А теперь У или О, – добавил Пенья.

– Теперь С, – подал голос Ариас.

– И, – подхватил его патрон.

– Дальше Я…

Лусия молчала. С тех пор как она села перед камерой, ее левая нога непрерывно конвульсивно дергалась под самым экраном, стоящим на столе. Все разом повернулись к ней.

Л

У

С

И

Я

«Лусия»… Она вздрогнула. Это было последнее слово, которое Габриэль Шварц сказал, перед тем как покинуть этот мир. Мнение врача о его шансах выжить было пессимистичным. И Лусия поняла, что неизвестное невидимое существо, дергавшее Шварца, как марионетку за ниточки, обращалось к ней «с той стороны», по ту сторону смерти, посылало ей немое послание. И это послание было «ОТТУДА».

14

Утро вторника

Пресс-конференция началась в 11 часов в битком набитом зале. Не всякий день пресса получает на растерзание убийцу, страдающего диссоциативным расстройством психики, да еще если его жертвой становится служащий Гражданской гвардии…

Уже ближе к вечеру, когда многие темы были исчерпаны, информационные каналы пригласили на свои телеплатформы всех психиатров Мадрида, которых время от времени приглашали для консультации в суды. Их мнения, высказанные с добродушной снисходительностью специалистов по отношению к профанам, заметно противоречили друг другу. Однако всем известно, что психиатрия – это вам не физика, и она вполне допускает некоторые расхождения во мнениях и точках зрения.

В то утро с одной стороны присутствовали около тридцати журналистов, регулярно посещавших полицейские комиссариаты и суды, вместе с непривычным количеством портативных видеокамер «Панасоник AG-HPX500» и «AG-HPG20», стандартной аппаратурой для испанского телевидения. С другой стороны длинного стола перед микрофонами сидели Пенья и руководительница Центрального оперативного подразделения полковник Пилар Молина Маркос – высокая угловатая женщина, начисто лишенная и чувства юмора, и обаяния. Зато она была крепким организатором, фанатично преданным делу Гражданской гвардии.

Лусия держалась в стороне. Ее не просили выступать на публике. Не то чтобы она боялась. Но ей не свойственно было делать вид, что расследование идет, когда оно завязло, и она не привыкла называть успехами неудачи, как это делали деятели средств массовой информации. Она могла высказаться слишком ясно и искренне. Слишком прямо и слишком… агрессивно. Как с той зеленоглазой блондинкой, с журналисткой, которая сразу же поинтересовалась, как же это подозреваемый смог уйти от постоянного наблюдения и покончить с собой.

– Причина проста: он выпил крысиный яд еще до того, как его задержали, и в результате