Ее глаза утратили живой блеск, превратившись в тусклые впадины на черепе. Ее кожа усохла, а потом, когда кости под ней одряхли, обвисла. Я лишь жалел, что она не кричала, но Ло-Мелхиин справлялся с этим за двоих.

Наутро, когда служанки пришли будить Ло-Мелхиина, он проснулся от криков ужаса и отчаяния при виде существа, с которым я делил его брачное ложе. Я тоже притворился, что разбит горем, да так убедительно, что мне поверили. Ее похоронили, а я изображал траур, хотя земли мои процветали. Но правитель не должен оставаться неженатым, и очень скоро советники убедили Ло-Мелхиина забыть о своем горе и жениться вновь. Слишком долго упрашивать им не пришлось.

Вторая свадьба была похожа на первую и на все последующие. Если и ходили разговоры о том, что Ло-Мелхиину не следует жениться вновь, они были тише, чем шаги дикой собаки, вышедшей на охоту в пустыне. Время шло, девушки умирали, и в конце концов накопилось слишком много такого, что не под силу было объяснить даже Скептикам. Но земли процветали, в стране царил мир, а Ло-Мелхиин снова и снова объявлял, что желает жениться.

Тогда в совете решили, какими девушками можно пожертвовать, и был составлен закон.

Законы и правила королевского совета меня нисколько не заботили. Меня интересовала лишь сила, которую я забирал у жен Ло-Мелхиина, когда те всходили на его ложе, и боль, которую я причинял их телам. Постепенно он свыкся с происходящим, и мука его притупилась настолько, что я едва ощущал ее. Но сила моя не убывала, и я обнаружил, что беспомощность наших жертв все еще терзает его. Итак, мы продолжали. Вместе.

Когда мастерица по хне и остальные служанки закончили свою работу, за мной пришел один из слуг и отвел меня в сад, где я прежде не бывала. Он располагался у самого основания крепостной стены, а вход в него был замаскирован под часть стены. Я не раз проходила мимо этой двери, но никогда не замечала ее. Мать Ло-Мелхиина ждала меня возле обветшалой статуи, глаза которой были не столь жуткими, как у изваяний, которые я привыкла видеть в садах касра. Отчего-то это меня успокоило, хотя я по-прежнему понятия не имела, что ждет меня этой ночью.

В темноте мать Ло-Мелхиина казалась еще бледнее, а ее кожа не была разрисована хной. Голову ее, по обыкновению, венчал парик из львиных грив, золотистый цвет которого под звездным светом поблек, точно пустыня под ночным небом. Ее дишдаша была темнее моей – синего или пурпурного цвета, при таком слабом освещении было не различить, – и, в отличие от моей, простого кроя, без вышивки и золотой нити. Я подумала, не слишком ли нарядно меня одели, но взглянув на меня, она лишь кивнула и протянула руку, чтобы поправить выбившийся из моей прически локон.

– Твои служанки пропустили шпильку, – сказала она, и я ощутила прикосновение ее руки, заправившей локон за одну шпильку с соседним. Она слегка подтянула мое покрывало, чтобы прикрыть недочет. – Не забывай держать голову ровно.

– Не забуду, госпожа матушка, – пообещала я.

Она снова кивнула и взяла меня за руку. Мы пошли прочь от статуи с успокоительным взором и направились в сторону лаза в крепостной стене. Теперь я поняла, почему сад был спрятан. Должно быть, лаз замаскирован и с наружной стороны, чтобы враги не знали его точного местоположения. Интересно, сколько людей во дворце знали, где он находится? Возможно, и мать Ло-Мелхиина сейчас показала его мне лишь потому, что я могу скоро умереть. Да даже если бы я и выжила, мне едва ли было кому об этом рассказать.

Стены касра оказались такими толстыми, что проход больше напоминал туннель. Мать Ло-Мелхиина уверенно шла в темноте без лампы, а я следовала за ней, не имея иного выбора. Мы не дошли до выхода, который вывел бы нас за пределы касра, а повернули в сторону. Там, к моему удивлению, обнаружилась еще одна дверь, а за ней – узкая лестница. По ней мы вышли на вершину стены, и впервые с тех пор, как меня забрали из дома вместо сестры, я вдохнула свежий ночной воздух без примеси дворцовых благовоний.

– Идем, – позвала мать Ло-Мелхиина после того, как я трижды вдохнула полной грудью ночную прохладу.

Мы шли по стене, и у наших ног простирались знакомые сады по одну сторону и незнакомый город – по другую. В садах было темно – ради наблюдения за звездопадом потушили все лампы. Город же, широко раскинувшийся под сулящей безопасность крепостной стеной, был освещен сотнями маленьких огоньков. Похоже, Ло-Мелхиин не был тираном – во всяком случае, не из тех, кто потребовал бы погрузить в темноту весь город ради собственной прихоти.

Я изо всех сил старалась не вглядываться в пустыню и не думать о своей сестре. Знала ли она, что сегодня будет звездопад? За всю нашу жизнь такого еще не случалось. Если предсказать звездопад могли только Скептики, то сестре о нем узнать было неоткуда. Я не знала, достанет ли жреческого мастерства моей матери и матери моей сестры, чтобы предвидеть такое событие. Встревожились ли овцы? В этом я сомневалась. Они скорее проспят весь звездопад и останутся в полном неведении, если только небо не упадет им на голову. Быть может, караульный увидит, как падают звезды, и поднимет тревогу, не понимая, что это значит?

За всей подготовкой я не успела задуматься о самом событии. Я не знала, будут ли звезды падать прямо на песок. Мать Ло-Мелхиина не боялась, что придавало храбрости и мне, но меня тревожила мысль о том, что часть неба вдруг перестанет ею быть. Я постаралась отбросить свой страх. Раз уж я не боюсь хозяина касра, нечего бояться и всего остального, решила я.

Наконец мы подошли к расширению, где плоские камни образовали балкон, растянувшийся от затейливо украшенной двери до самого края стены. Размером он был как все пространство между шатрами нашего отца – там была общая территория, где женщины собирались, чтобы прясть и чесать шерсть, и где по вечерам при свете огня, на котором жарилась баранина, рассказывали истории. Здесь, правда, никакого огня не было.

А люди, стоявшие вокруг, были мне незнакомы и нарядно разодеты.

Мать Ло-Мелхиина положила руку мне на плечо и, проведя меня через весь балкон, остановилась у двери. Там мы ждали, пока собирались другие гости. Там были Жрецы в белых одеждах и мужчины в одеждах разных цветов – должно быть, Скептики. Там был Фирх Камнедар в шароварах и тунике с каким-то узором, которого я в тусклом свете не могла разглядеть. Там были придворные Ло-Мелхиина со своими женами, в одеждах из дорогих тканей, которые пропадали зря, потому что без факелов и ламп никто все равно не мог их оценить. Лишь моя дишдаша с золотой нитью блистала во всей красе. Никто не смотрел на меня подолгу, но многие не могли удержаться от короткого взгляда, тут же поспешно отводя глаза.

В шатрах нашего отца бывало немало веселых сборищ. Мы отмечали самый длинный день, самую длинную ночь и те два дня, когда свет и тьма задерживались в небе на равное время. Бывали танцы в честь окота и в честь стрижки овец. Когда отец и братья возвращались с караваном, выменяв шерсть и пряжу на другие товары, мы встречали их с огнями, песнями и угощением.