Обдав меня презрением, граф отворачивается к протянутому официанткой блюду с закусками.

– Что это?

– Суши, сэр.

– Суши? – свирепеет он. – Какие еще суши?

– Рис с сырым лососем, сэр. Японская кухня.

– Чушь собачья!

К моему облегчению, граф удаляется, но стоит мне потянуться за порцией суши, как по ушам бьет знакомый пронзительный вопль.

– Можно! Мо-о-ожно!

Боже. Это Минни.

Коронным словом моей дочери очень долго было «Мое!». Наконец после долгих мытарств нам удалось переучить ее на «Можно?». Казалось бы, так лучше…

Я резко оборачиваюсь и отыскиваю Минни глазами. Покачиваясь на каменной скамье, она тянет из рук сына Сьюз Уилфрида красный пластмассовый грузовик.

– Мо-о-ожно! – вопит она возмущенно. – Мо-о-ожно! – А потом, к моему ужасу, начинает колотить Уилфрида грузовиком, сопровождая каждый удар громким «Можно! Можно! Можно!».

Беда в том, что назначение этого слова Минни так и не уловила.

– Минни! – Я бросаюсь к ней через газон. – Отдай Уилфи грузовичок.

Люк, спешащий к ней с другой стороны, обменивается со мной сконфуженным взглядом.

– Можно грузовик! Мо-о-ожно! – вопит Минни, намертво вцепившись в игрушку.

Вокруг раздается смех, и Минни одаряет зрителей сияющей улыбкой. Вот ведь актриса! При этом такая умилительная, что сердиться на нее никак не получается.

– Бекки! – раздается сзади жизнерадостный голос. Это Элли, няня Сьюз, наше сокровище. (Есть еще «нянюшка», смотревшая в детстве за Тарки и живущая в доме до сих пор. Но она только слоняется без дела и одевает всех в жилеты.) – Мы с детьми идем вон туда, где повыше, – она показывает на уступ по другую сторону пруда. – Оттуда лучше видно. Может быть, Минни тоже взять?

– Ой, спасибо, – искренне благодарю я. – Минни, если хочешь смотреть с уступа вместе с остальными, грузовик нужно отдать Уилфи.

– Уступа? – пробует незнакомое слово Минни.

– Да-да! Уступ! Отличный уступ! – Я выхватываю у нее грузовик и возвращаю владельцу. – Иди с Элли, солнышко. Таркин! – окликаю я шагающего к нам хозяина поместья. – Все просто грандиозно!

– Да… – Вид у Таркина удрученный. – Надеюсь. У нас проблемы с напором. По всему району. Так некстати.

– О нет!

– Включайте! – с отчаянием произносит Таркин в рацию. – Чего бы это ни стоило! Нам не годится тонкая струйка, нам нужна мощь! Вот уж не думал, что фонтаны – такие мерзавцы, – морщится он.

– Все будет хорошо, – успокаивает его Люк. – Проект-то отличный.

– Надеюсь. – Тарки утирает пот и смотрит на табло с обратным отсчетом. Там светится «4:58». – Мама родная! Побегу.

Толпа разрастается, съемочных групп с телевидения уже две, берут интервью у зрителей. Люк подхватывает с подноса два бокала вина, один передает мне, мы чокаемся и идем к огороженной вип-зоне. Сьюз о чем-то оживленно беседует с бизнес-менеджером Таркина, Ангусом.

– Наверняка у Тарки имеются деловые интересы в Штатах. Ему обязательно нужно туда съездить. Вы согласны?

– В этом нет никакой необходимости, леди Клиф-Стюарт, – уверяет Ангус. – Все американские активы под контролем.

– У нас есть инвестиции в Калифорнии? – не сдается Сьюз. – Апельсиновая роща какая-нибудь? Мне кажется, их нужно проведать. Если хотите, я могу слетать.

Она оглядывается на меня и подмигивает, а я отвечаю сияющей улыбкой. Так его, Сьюз!

Граф с графиней пробираются в передние ряды, прокладывая себе дорогу стульями-тростями и критически посматривая на пруд.

– Хочешь что-то соорудить, – не унимается граф, – поставь беседку. Где-нибудь подальше, в кустах. Но фонтан? Чушь собачья!

Я сердито сверкаю на него глазами. Приехал, понимаете ли, критикан.

– Не согласна, – кидаюсь я на защиту. – Этот фонтан еще не одно столетие послужит графству визитной карточкой.

– Вот как, значит? Не согласны? – Он меряет меня недобрым взглядом, и я упрямо задираю подбородок. Нам не страшен старый граф.

– Да! Сегодняшний день войдет в историю. Вот увидите.

– Шестьдесят! Пятьдесят девять! – выкрикивает парень с мегафоном, и я чувствую небывалый подъем. Наконец! Фонтан Тарки! Я хватаю Сьюз за руку, и подруга, сияя, оборачивается ко мне.

– Двадцать три… двадцать два… – считает вся толпа хором.

– Где Тарки? – перекрикивая гомон, спрашиваю я. – Он должен быть здесь, в гуще событий!

Сьюз пожимает плечами.

– Наверное, где-то с техниками.

– Пять… четыре… три… два… один… Дамы и господа… Прорыв!

Толпа оглашает окрестности радостным воплем, взметнувшаяся из водной глади струя достигает…

Ой. М-да. Футов пять. Для «Прорыва» маловато. Может, она сейчас еще поднимется?

Да, поднимается, футов до двенадцати, и толпа ликует с новой силой. Но у Сьюз на лице ужас.

– Нет! Он должен быть раз в пять выше.

Струя опадает, потом неимоверным усилием выталкивается футов до пятнадцати. Снова слегка опадает, снова приподнимается.

– И все? – презрительно цедит граф. – Я бы из шланга и то мощнее выдал. Что я тебе говорил, Марджори?

Теперь и в толпе ликование постепенно сменяется смехом. Каждый подъем струи встречают радостным воплем, каждое опадание – разочарованным: «А-а-ах!»

– Проблемы с напором! – вдруг осеняет меня. – Тарки говорил, там какие-то неполадки.

– Его это убьет. – Глаза Сьюз наполняются слезами. – Поверить не могу! Настоящее убожество…

– Никакое не убожество! – вскидываюсь я. – Это великолепно. Очень… изящно.

На самом деле зрелище действительно жалкое.

И тут струя с оглушительным хлопком выстреливает прямо в небо, футов на сто.

– Вот! – кричу я, в экстазе хватая Сьюз за руку. – Заработал! Это потрясающе! Это сказка! Это… о-о-ой… – Вопль застревает у меня в горле.

Что-то не так. Не знаю что. Но так быть не должно.

Водяной заряд несется прямо на нас, словно из пушки. Мы застываем в ступоре, и водяная масса обрушивается на троих людей у меня за спиной – сзади раздаются визги. Фонтан тут же выплевывает еще одну водяную бомбу, мы все пригибаемся, закрываясь руками. Миг спустя другая пара стоит облитая с головы до ног.

– Минни! – отчаянно машу я дочке. – Уходи!

Но Элли уже уводит малышню на самый верх уступа.

– Женщины и дети – в укрытие! – рокочет граф. – Покинуть корабль!

Вокруг хаос. Все разбегаются в разные стороны, уворачиваясь от водяных бомб. Карабкаясь по скользкому склону, я замечаю Тарки – он стоит в стороне от толпы, промокший до нитки.