– Смею надеяться, что это так.

– Мне говорили о том, что его любимое изречение: «Любую женщину можно купить, разница лишь в цене – пять рублей или пять тысяч». Если это действительно так, тогда мне придется установить за себя настоящую цену. Пускай раскошеливается, – сухо произнесла Элиз. – Что же мы стоим, поручик? Мне зябко, или вы раздумали приглашать меня к себе?

– Я всегда к вашим услугам, медемуазель!

– Итак, Кирилл Федорович, что вы можете доложить мне? – спросил Уваров после того, как Бобровин присел на стул.

Их разделял широкий стол, покрытый зеленым сукном, на котором стояли две фотографии в рамках; мельхиоровые настольные часы в виде сидящего ангела; пресс-папье из малахита и длинная ручка, торчавшая из чернильницы. Обыкновенный набор, какой можно встретить у чиновника средней руки, если не знать того, что разговариваешь с человеком, которому император доверяет свои самые сокровенные тайны. И, быть может, с ним он откровенен куда больше, чем с ближайшими родственниками.

– Мы продолжаем наблюдать за великим князем. Все двадцать четыре часа в сутки он находится под нашим наблюдением, – уточнил глава первой экспедиции. – Скажу так: если бы Николай Константинович не принадлежал к дому Романовых, то я бы посчитал его закоренелым социалистом и заключил под усиленную стражу.

– Смелое заявление, – улыбнулся начальник Третьего отделения. – Хорошо, что этого замечания не слышит император.

– Своим поведением великий князь дискредитирует дом Романовых, и было бы лучше, если бы он проживал где-нибудь подальше от императорского дома. Холодный циник, типичный прожигатель жизни, подвержен многим порокам, в том числе и пагубным страстям… Он готов пойти на самые крайние меры, чтобы заполучить понравившуюся женщину. Вспомните, каким образом он познакомился с Элиз Руше…

Делом первой экспедиции было негласно наблюдать за всеми членами царской фамилии, находящимися за рубежом. А за Николаем Константиновичем, склонным к разного рода аферам и подверженным затяжным кутежам, надзор был особый. Едва ли не каждый день тайные агенты, что находились в окружении великого князя, присылали телеграммы в Третье отделение, так что Уваров был осведомлен о каждом шаге великого князя.

Наиболее запоминающимся был его последний выезд за границу, в Париж, доставивший немало хлопот царствующему дому. Великий князь по-своему обыкновению размещался в лучших отелях города, где проживал всегда с большим комфортом в обществе женщин сомнительного реноме, устраивал оргии в солидных гостиницах, чем наносил колоссальный ущерб репутации царствующей фамилии. Располагая достаточными средствами, он скупал антикварные вещи с криминальным прошлым. Великим князем в той поездке были куплены три картины Рафаэля, ранее украденные неизвестными лицами из Лувра. На таможне багаж осмотрели и обнаружили картины, находившиеся в розыске, и только вмешательство тайной полиции смогло погасить назревающий международный скандал.

Короче говоря, в своем последнем турне по Франции Николай Константинович принес немало хлопот царствующей фамилии. Именно в тот период на сцене парижского варьете «Фоли Бержер» великий князь впервые увидел американскую танцовщицу и певицу Элиз Руше. Холодный циник, беспросветный гуляка и неустанный кутила мгновенно потерял от страсти голову и приложил немало усилий, чтобы завоевать расположение танцовщицы. Их головокружительный роман развивался стремительно. Танцовщица не пожелала упустить своего шанса и сумела всецело подчинить себе великого князя.

Их роман начался с того, что на спектакле он преподнес ей целую корзину фиалок, а еще через шесть месяцев подарил ей несколько особняков на самых фешенебельных улицах Парижа, Рима и Санкт-Петербурга. Не считаясь со средствами, потакал любым ее капризам: будь то ужин в дорогом ресторане или бриллиантовое колье, купленное в одном из самых дорогих ювелирных магазинов Европы.

– Это я прекрасно помню. Значит, Варнаховский нас не подведет?

– Все идет по плану, ваше высокопревосходительство. Я в нем уверен.

* * *

– Браво, она божественна! – неистовствовала публика, когда Элиз Руше вышла на поклон.

Неожиданно на сцену быстрым шагом вышел молодой человек в мундире поручика лейб-гвардии Гусарского Его Величества полка с огромной корзиной алых роз и, преклонив колено, поставил ее на сцену.

В зале зашептались.

– Это цветы от великого князя Николая Константиновича, – проговорила в первом ряду дама лет пятидесяти, обмахивая веером вспотевшее лицо.

– В прошлом году он подарил ей целую корзину фиалок. И это зимой! – отозвалась молодая соседка.

– У него с танцовщицей произошла размолвка. Поговаривают, что его хотят женить на датской принцессе Марии.

– Я слышала, графиня, что Элиз совсем не хочет принимать его и сейчас живет в бельэтаже своего поклонника. Никого не хочет видеть.

– Да, это так, – сочувственно произнесла графиня. – Она такая несчастная. Бедняжка!

Поклонившись, балерина убежала со сцены, даже не взглянув на цветы.

Дрогнув, занавес закрылся, спрятав от любопытствующих взоров сцену, устланную цветами.

* * *

Театральный подъезд по обыкновению осаждала толпа поклонников в надежде увидеть вблизи предмет своего обожания. Великий князь Николай был уверен, что половина из них пришла для того, чтобы посмотреть на танцующую волшебницу. В числе воздыхателей были купцы, сибирские золотопромышленники, надеявшиеся предоставить балеринам свое покровительство. О том, что между ним и Элиз произошла размолвка, знала половина Петербурга. И каждый втайне надеялся занять освободившееся место.

К театральному подъезду Николай Константинович подъехал в обыкновенной повозке и, заглушая в себе ревность, смотрел на толкающихся у входа мужчин. Кто бы мог подумать, что он окажется в роли отверженного и, уподобившись безусому юноше, примется издалека высматривать предмет своего обожания…

– Николя, мне больно на тебя смотреть, – произнес Леонид Варнаховский. – Надо что-то делать, иначе тоска просто сожрет тебя.

– Что же ты предлагаешь?

– Пойти к ней и объясниться.

– Тебя бросали женщины? – неожиданно спросил великий князь.

– Думаю, вряд ли отыщется мужчина, которого хотя бы раз в жизни не бросила женщина. Я тебе советую смотреть проще на такие вещи – завтра ты сможешь сполна на них отыграться.

– А ты молодец, поручик, – согласился Николай Константинович.

– Не более, чем ваше императорское высочество. Слушая тебя, я начинаю думать, что это я с кем-то другим ходил по петербургским борделям.

– Сейчас все по-другому…

– Николя, извини меня, но ты слишком часто потакаешь женским капризам. Только в одном Париже ты потратил на них едва ли не миллион!