Идея пришлась ей по вкусу. Она не упустила бы шанса врезать ему, пока он в отключке. В буквальном смысле.

Единственный способ выяснить, лежит ли он там без чувств, — покинуть ванную комнату. Она неохотно поднялась, спустила в унитазе воду, подошла к раковине, чтобы вымыть руки. Раковина была из темного, золотисто-коричневого гранита с золотыми краниками. Когда она протянула руку, чтобы включить воду, контраст между роскошной раковиной и ее грязной, перепачканной ладонью заставил ее внутренне съежиться и поднять голову.

Чумазый кошмар взирал на нее из зеркала. Ее волосы прилипли к голове вперемешку с водой и сажей, жутко воняя дымом. Лицо ее было до того черным, что выделялись на его фоне лишь налитые кровью глаза. С такими глазами она походила на какого-нибудь демона из глубин ада.

Она содрогнулась, вспомнив, как близко к ней подобралось пламя. Учитывая сей факт, она с трудом понимала, как у нее вообще остались волосы на голове, а потому не стоило жаловаться на то, что они немного спутались. Шампунь — в большом количестве — вернет ей должную внешность. Сажа сойдет. Одежда ее, конечно, испорчена, но у нее есть другая. Она осталась жива и невредима, причем понятия не имела, каким образом.

Намыливая руки, смывая мыло и вновь берясь за него, Лорна пыталась мысленно восстановить точный ход событий. Ее головная боль, недавно спавшая, тут же врезалась в мозг с такой силой, что ей пришлось опереться мыльными руками о край раковины.

Мысли закружились, пытаясь воссоединиться, но не могли встать друг за другом в нужной последовательности.

…Она должна была сгореть…

…подпалила волосы…

…пузырь…

…нет дыма…

…агония…

Хныкая от боли в голове, она опустилась на колени.

Рэйнтри выругался.

Это о чем-то ей напомнило. О том, как он сильно прижимал ее к себе обеими руками, и слова его звоном отдавались в ее голове, и его… его…

Воспоминание ускользнуло от нее. Все поплыло перед глазами от боли, и она уставилась на пузырящееся на ее ладонях мыло, стараясь собраться с силами и подняться. Не случился ли с ней удар? Дикая, жгучая боль пронизывала голову, и ей казалось, что та вот-вот лопнет.

Мыльные пузыри.

Мерцающие пузыри… что-то связанное с ними напомнило ей… что-то ее окружало…

Мерцающий пузырь. Воспоминание врезалось в ее измученный мозг столь явно, что на глаза навернулись слезы. Она видела его. Он окружал их. Не подпуская жар и дым.

Вот тогда ее голова и правда раскалывалась. Она ощутила удар, не сравнимый ни с чем из того, что ей приходилось переживать прежде, но подозревала, что примерно так же чувствует себя человек, которого сбивает поезд. Или в которого попадает метеор. Ей казалось, будто все клетки ее мозга растворились; будто все, чем она являлась сейчас, в прошлом и в будущем, высасывалось из нее, забиралось кем-то и использовалось. Она была беспомощна. Беспомощна, как младенец. Не в силах сопротивляться боли или мужчине, столь безжалостно у нее все забиравшему.

Внезапно все стало на свои места, словно это воспоминание было той самой деталью, недостающей для общей картины.

Она вспомнила все: каждое мгновение невыразимого ужаса, свою неспособность действовать… То, как он ее использовал…

Все.

— У вас было достаточно времени, — крикнул он из кухни. — Я слышал, как вы спускали воду. Идите сюда, Лорна.

Подобно марионетке, она поднялась на ноги и вышла из ванной с мылом на руках и вне себя от ярости. Он выглядел мрачным, ожидая ее. С каждым вынужденным шагом злость ее крепла.

— Негодяй! — крикнула она, пнув его лодыжку, проходя мимо.

Она смогла пройти лишь пару шагов, прежде чем невидимая стена преградила ей путь, поэтому она повернулась и снова прошла мимо него:

— Мерзавец!

Она пнула его локтем в ребра.

Должно быть, удары не причиняли особой боли — скорее он казался удивленным. Это привело ее в еще большее бешенство, и когда стена вновь заставила ее развернуться, она принялась ходить туда и обратно в пределах дозволенной ей границы.

— Вы заставили меня идти в огонь!

Последовал удар в бок.

— Я боюсь огня, но вам до этого дело есть?

Еще один удар, на сей раз в боковую часть колена.

— Конечно нет! Мне пришлось стоять, пока вы проделывали свои фокусы!

На сей раз она провела удар в его солнечное сплетение.

— Затем вы изнасиловали мне мозг, кретин, горилла, чертов колдун!..

На обратном пути она ударила его по почкам.

— В довершение всего на протяжении всего времени вы упирались своим членом мне в зад!

В гневе она выкрикнула последние слова, вложив все оставшиеся силы в прямой удар по подбородку.

Его он блокировал быстрым движением руки, так что вместо этого она наступила ему на ногу.

— Больно! — вскрикнул он, но все же смеясь, черт его возьми, и сделав очередное молниеносное движение, он схватил ее и притянул к себе. Она открыла рот, чтобы завизжать, а он склонился и поцеловал ее.

В сравнении с силовой тактикой, которую он использовал в отношении ее всю ночь, поцелуй оказался мягким, как прикосновение пера, почти сладким.

— Прости, — пробормотал он и снова поцеловал ее. От него пахло так же ужасно, как и от нее, но тело под его уничтоженным костюмом было мускулистым и теплым. — Знаю, что было больно… Не было времени тебе объяснить… — Говоря это, он продолжал целовать ее, и с каждым разом поцелуй становился чувственнее и продолжительнее.

Она застыла, пребывая в шоке. В шоке от того, что он целовал ее. От того, что она позволяла ему целовать себя после всего, что между ними произошло. После того, как он сделал с ней то, что сделал! После того, как она подчинилась ему, став его зарядным устройством. Он не принуждал ее к поцелую; ничего общего с наличием желания и отсутствием возможности идти. Ее руки лежали на его могучей груди, но она не делала ни малейшей попытки оттолкнуть его. Даже в мыслях.

Его губы скользнули к мочке ее уха, и он легонько укусил ее за шею.

— Я предпочел бы упереться в тебя спереди, — сказал он и снова стал целовать ее, уже не легко и не сладко. Его язык проник в ее рот, пробуя ее на вкус, в то время как его правая рука легла на ее ягодицы, с нежностью обводя линию ее талии и прижимая к себе бедра.

Он делал именно то, чему, по его словам, отдавал предпочтение.

Лорна не доверяла внезапным порывам страсти. Ее опыт показывал, что страсть основывалась на эгоизме и самолюбовании. Она не обладала против нее иммунитетом, но и не доверяла ей — не доверяла мужчинам, которые, по ее собственному опыту, врали с три короба лишь для того, чтобы затащить женщину в постель. Она не позволяла никому другому заботиться о себе, защищать ее интересы. Она открывалась страсти медленно, осторожно, если открывалась вообще.