Поначалу подруга вздрагивала, встречаясь с портретом глазами. А потом ничего, привыкла. Ласково называла его Жоляпиной, и, по необъяснимой прихоти фантазии, это же прозвище прилипло к ее возлюбленному.

К счастью, у них все закончилось хорошо. Они не поженились, у них не родились дети, они не завели собаку и котика, и жили долго и счастливо, никогда больше не встречаясь.

От этого романтика, пожалуй, не было никакого прока. Для подруги, разумеется. Я-то запихала его в книжку, где он пришелся очень кстати.

Полагаю, лучшее применение для романтиков сложно найти.

У меня есть приятельница Муся, у которой шестеро детей. Старшему – четырнадцать, младшему – три, остальные распределены равномерно в этом промежутке. Экспериментальным путем Муся вывела, что рожать детей ей легко, а воспитывать – сложно. Поэтому она их и не воспитывает, бережет себя. Максимум – швырнет чашку в стену, да и то души для, а не увещевания ради.

Из всех живых существ, появлявшихся в их квартире, с сохранной психикой остался только джунгарский хомяк. И тот лишь по той причине, что успел удрать раньше, чем его посадили в банку. С тех пор его слышали иногда, но не видели (из чего я делаю вывод, что все вранье про скудный ум хомяков).

Неделю назад к Мусе пришел сантехник: устанавливать новый унитаз.

Прежде мне казалось, что сантехники – морально устойчивые люди. Помнится, однажды у нас дома в два часа ночи унитаз забулькал, а потом пошел извергаться что твой Эйяфлатлайокудль и примерно с такими же последствиями в масштабах одной семьи. Полчаса спустя по вызову пришел бородатый сантехник и застал нас с мужем, похожих на двух ополоумевших птичек, перепачканных в нефти: то же мучительное непонимание во взгляде – за что?! – и предчувствие ужасной близкой гибели.

Сантехник оглядел нас, пряча лукавую улыбку в бороду, и сообщил, что «говно – к деньгам».

– Это только во сне! – взвилась я. Мне не хотелось никаких денег, мне ничего не хотелось – только чтобы меня по-человечески захоронили в земле, а не в нечистотах.

Но сантехнику было не привыкать иметь дело с буйными пациентами. С той же кроткой улыбкой он произнес фразу, которая вышибла из меня способность к возражениям.

– А вы представьте, что спите, – ласково посоветовал он.

И пошел бороться с потоками фекалий, насвистывая «Александра, Александра, этот город наш с тобою».

Так о Мусе.

Их сантехника встретили дети и помогли ему дотащить новый унитаз до ванной комнаты. Они пошли с ним и копошились вокруг, пока он возился, снимая старый. Сантехник притащил новый унитаз в Мусину квартиру на своем горбу и очень переживал, как бы его не разбили.

– Это все ваши дети? – угрюмо спросил он, когда Муся заглянула в ванную.

– А вы хотите кого-то взять? – обрадовалась Муся.

Сантехник пробурчал что-то неразборчивое, и Муся упорхнула. А дети остались.

Кто-то пел песенки, чтобы ему не было скучно, кто-то висел на бачке, а двое подрались из-за его разводного ключа. Сантехник чувствовал себя хуже, чем Маугли, попавший к бандерлогам. Он попытался их выгнать, но невоспитанные дети отказались уйти.

И тогда он призвал на помощь педагогику. Достал какую-то блестящую металлическую фиговину, показал детям и сказал, ухмыляясь:

– Кто первый свалит отсюда, тому подарю эту штуку.

Ну, дальше можно не рассказывать. Шестеро детей ломанулись наружу и расколотили новый унитаз, стоявший у стены.

Больше всего мне понравилась реакция Муси. Придя на грохот и найдя побагровевшего сантехника над фаянсовыми останками, она укоризненно заметила:

– Мне до сих пор удавалось ограничиваться чашками.

– Мужественный человек, – восхищенно рассказывала мне потом Муся. – Представь, унитаз он нам все-таки поставил. Только предупредил: никаких детей, пока он работает. Хотел прийти в себя, бедненький! И что ты думаешь? Когда он снял наш несчастный толчок, на него откуда-то выскочил джунгарский хомяк.

Мне представился сантехник, трясущимися руками снимающий унитаз, и красноглазый хомяк, пираньей выпрыгивающий на него из жерла трубы.

– И что с ним стало? – сочувственно спросила я.

– Помер с перепугу, – небрежно сказала Муся. – Дети устроили ему пышные похороны под каштаном.

Прошло несколько секунд моего остолбенелого молчания, прежде чем я поняла, что она говорит о хомяке.

– А сантехник?

– Когда уходил, смеялся, – неопределенно ответила Муся.

Я не рискнула уточнять, был ли то смех душевно здорового человека, или тень безумия коснулась сантехника мягкой хомячьей лапкой.

У Муси день рождения через неделю, мне предстоит провести в их квартире не меньше трех часов. Если что – устройте мне пышные похороны под каштаном.

Про терьера

Однажды Муся шла с четырьмя детьми и коляской через парк. А навстречу ей шла дама с четырьмя лопоухими собачками на поводках.

Муся – дог-фри (а также кэт-фри, берд-фри и вообще фри-все-живое, кроме детей, разумеется). Она не стала бы держать в доме даже одну собачку, а уж четырех и подавно. Поэтому, поравнявшись с дамой, она посмотрела на нее с нескрываемым сочувствием. А где-то и с ужасом.

А дама, поравнявшись с Мусей, тоже посмотрела на нее с сочувствием. И даже, как показалось Мусе, с ужасом.

На миг они застыли, отражая друг друга, а потом дети и собачки растащили их в разные стороны.

Вспоминая об этом случае, Муся сказала: «Забавно было так явно оказаться для кого-то другим глобусом». Подумала немного и прибавила с глубокой уверенностью: «Но все-таки эта женщина не в себе».

Кстати, Мусина нелюбовь к собакам возникла не просто так.

Год назад подруга отдала ей на передержку взрослого кобелька породы джек-рассел-терьер. Симпатичный такой песик, кривоногий, прыгучий. «Он любит играть с детьми», – напутствовала Мусю подруга, уезжая в отпуск. Муся представила, как шесть ее отпрысков будут с утра до вечера заняты играми с собакой, и согласилась. К тому же песик выглядел таким безвредным…

Потом она признавалась, что только с появлением в их квартире Флая осознала истинный смысл слова «активный». До этого времени Муся считала сверхактивными четырех своих детей из шести.

Для начала песик оторвал кусок линолеума в прихожей. И пришел пред ясные Мусины очи с линолеумом в зубах (я до сих пор считаю, что это был намек на необходимость ремонта). Муся разгневалась, отобрала кусок и принялась прилаживать его на место. Флай исчез, но через некоторое время явился снова. Из пасти его свисали семейные трусы Мусиного мужа (затрудняюсь сказать, на что он намекал в данном случае).