Стоп, что?! Ерунда какая-то. Сейчас глухая ночь, и мое подсознание, очевидно, наконец смогло в полной мере осознать поставленный мне диагноз. Глубокий вдох. Нужно успокоиться. И все обдумать.

Постепенно я начал отдавать себе отчет в том, что рядом все так же спокойно похрапывает Франсис. Он всегда рядом. Франсис и Питер против всех. Мое сердцебиение постепенно приходило в норму, дыхание выравнивалось. Темнота вокруг больше не таила никаких ужасов.

Им на смену пришло нечто вызывающее жалость.

Мое сознание и подсознание по-прежнему продолжали свой спор, но наше взаимодействие незаметно превратилось в диалог двух совершенно разных персонажей. Мой «собеседник» теперь казался не более чем мальчишкой и годы отделяли его от того памятного ожидания у двери кабинета директора. Он скорчился на полу в углу, совершенно голый, обхватив руками колени, дрожа, как и я сам, весь в холодном поту.

Мне страшно.

Знаю. Это нормально. Абсолютно логичная реакция. Но утром взойдет солнце, Франсис проснется, мы отлично позавтракаем вместе и будем чувствовать себя намного лучше. А потом мы вместе пойдем завоевывать мир – и победим, конечно. С этого момента нам придется стать очень сильными.

Но болезнь двигательного нейрона сильнее.

Ничего подобного. Это просто еще одна попытка нас унизить, еще один удар Истеблишмента. А семейство Скоттов-Морганов не склоняется перед ударами. И ты это знаешь.

Но от нее нет лекарства.

От нее существует великое множество разных лекарств. Просто все они придуманы инженерами, а не медиками, поэтому их возможностей не замечают. Болезни двигательного нейрона столько лет подчиняли себе людей, не встречая отпора, что их власть никогда не оспаривалась и стала частью миропорядка. Все просто ждут волшебную таблетку, которая их исцелила бы. Но я верю: есть и другой путь, совершенно новый, совершенно фантастический. Это путь невиданных ранее технологий. И я знаю, он возможен.

Это будет весело?

Что?

Я был совершенно не готов к такой резкой смене курса. Секунд десять, может быть даже двадцать, я наслаждался одновременным переживанием прямо противоположных эмоций: страх, гнев, отчаяние, и вместе с тем – такие же сильные азарт, счастье, надежда.

А потом эти новые, позитивные переживания одержали верх. Меня окутало теплом, по телу разлилось откуда-то изнутри ощущение силы. Последние отголоски ночного кошмара стали казаться незначительными и постепенно растаяли без следа. Кожу на щеках еще стягивали дорожки, оставленные слезами, но я уже улыбался, чувствуя прилив бодрости.

У нас будут взлеты и падения, но все сложится великолепно! И в ходе этого путешествия мы неизбежно отыщем самые современные технологии в нашей части галактики.

Приключение! Мы любим приключения!

Если верить статистике, у нас есть два года. Два года, чтобы изменить будущее. Изменить мир.

Впереди ждет немало битв и решающая схватка не на жизнь, а на смерть. Мы либо победим в ней, и тогда все изменится, либо потерпим сокрушительное поражение – но этого не произойдет. Третьего не дано.

Болезнь двигательного нейрона, боковой амиотрофический склероз требует моей смерти.

Я отказываюсь.

Я отказываюсь даже «оставаться в живых» внутри неподвижного мертвого тела.

А еще – эта мысль постепенно выкристаллизовалась в моем мозгу, и я смог ее сформулировать – я не должен бросать тех, кто, как и я, шокирован своим смертным приговором, который будет приведен в исполнение через два года, и боится смерти – но жизнь его теперь ужасает. Мы соберем целую армию. Создадим свой клуб. Это революция!

Потому что эта история – не только обо мне или о нас. Она – о том, как использовать новейшие технологии для решения проблемы тяжелой инвалидности, вызванной болезнью или возрастом. Она – обо всех, кто хоть раз чувствовал, как полет их мысли скован немощной физической оболочкой. О каждом подростке – и взрослом, – который мечтал быть лучше, быть сильнее, быть другим…

О том, как изменить смысл фразы «быть человеком».

Ни секунды больше я не потрачу, пытаясь понять, как сохранить жизнь. Способы выживания меня не интересуют. Сегодня вечером мы с Франсисом откроем бутылку лучшего шампанского из своих запасов и отметим день, когда мне больше не нужно думать о выживании.

Отныне я думал лишь о том, как дать нам всем возможность процветать…

В этот раз я проснулся от того, что ударился головой о стекло окна, возле которого сидел в автобусе компании Greyhound, спешащем по трассе 1. Автобус попал колесом в очередную выбоину, а моя надувная подушка, купленная в тысячах километров от места, где мы сейчас находились, снова сдулась. Проснувшись, я понял, что улыбаюсь. Мне снился Брэд.

Уже начинало светать, впереди можно было разглядеть блики на воде, поэтому я решил не пытаться снова уснуть, а посмотреть на рассвет. Потом осторожно потянулся, стараясь не разбудить Энтони, голова которого до сих пор покоилась у меня на плече. Каждый вечер мы менялись, по очереди занимая сиденье у окна.

Так мы путешествовали. В этом путешествии прошло уже почти два месяца. На дворе было лето 1976-го, года двухсотлетия Америки, когда все пожарные гидранты в стране выкрасили в красно-бело-синий. Точкой отправления стал Нью-Йорк, откуда мы двинулись во Флориду на грандиозное празднование двухсотой годовщины Четвертого июля, возглавляемое президентом Фордом, потом сели на автобус и совершили огромный круг по всему континенту к Западному побережью, туда – и обратно, снова во Флориду, где заглянули в каждый парк развлечений. Для меня, впрочем, куда важнее была возможность посетить мыс Канаверал (для меня он оставался мысом Кеннеди, навсегда связанным в памяти с кадрами лунной миссии «Аполлона»). Сейчас мы направлялись к самой южной точке материка – тропическому Ки-Уэсту.

Брэд, такой стройный и такой молодой, сел в автобус в Сент-Луисе. На нем были узкие джинсы, ковбойские сапоги, облегающая футболка с коротким рукавом и настоящая ковбойская шляпа. Закинув сумку на багажную полку, он занял сиденье через проход от нас. К счастью, в тот раз место у окна досталось Энтони.

Примерно через полторы сотни километров, когда солнце село, а любоваться видом стало невозможно, мы с Брэдом разговорились. Энтони сказал, что хочет немного поспать, и я перебрался через проход, не желая его беспокоить. Брэду было девятнадцать – на год старше меня. Он занимался родео и мог оседлать настоящего дикого мустанга. Невероятно милый, типично американский мальчик. И спустя полчаса наших посиделок я вдруг понял, что его рука прикасается к моему бедру.

В автобусе царила комфортная темнота, Энтони, к счастью, задремал, поэтому вскоре мы уже целовались. Впервые в жизни я тогда поцеловал другого парня (не считая членов семьи, конечно, но тех я целовал не взасос). Как и положено истинному ковбою, Брэд при этом так и не снял шляпу.