Для саг и мифов сцены, в которых мужчины обманом или с помощью колдовства берут верх над женщинами, – далеко не редкость. Но существуют и вполне реальные бахвальства сексуальными подвигами, вырезанные на дереве или камне, датируемые эрой викингов и эпохой Средневековья. Среди них можно встретить такие перлы: «Тора, я легко могу соблазнить любую женщину» или «Смидр имел Вигдис из Веретенного края»[112]. Такое поведение было частью реальности. Викинги нередко пользовались сексом как инструментом подчинения женщин, причем некоторые мужчины не гнушались даже самыми жестокими и бесчестными методами.

Притяжение полов

Мужское поведение в отношении женщин не всегда было таким агрессивным и безнравственным, как может показаться, судя по предыдущим примерам. Поэты искали расположения женщин, адресуя им стихи, в которых они хвастались боевыми подвигами на суше и на воде, а иногда даже вниманием других особ женского пола. Исландский скальд Тьодольв Арнорсон был сыном простого земледельца, а умер бок о бок с конунгом Харольдом Суровым в битве при Стамфорд-Бридже в 1066 году. Он является автором стихотворения, посвященного знатной даме, в котором он с гордостью описывает впечатляющие суда норвежского конунга и людей, которые на них плывут:

В своем стихотворении Тьодольв Арнорсон рисует образ ладьи, спущенной на воду с берегов норвежской реки почти тысячу лет назад. Вероятнее всего, нос судна был вырезан в форме драконьей головы. Мы можем представить себе и честолюбивого молодого конунга, стоящего у руля и с одобрением смотрящего на свою храбрую команду гребцов (рисунок 3). На берегу стояли провожающие, которые хлопали в ладоши и слали конунгу добрые напутствия в его плавании. По крайней мере, скальд упоминает «прекрасных женщин», которые провожают взором «славное судно». Он надеется, что это описание произведет впечатление на даму, но упоминание о восхищении других женщин выдают в нем некоторую неуверенность.

Даже самые доблестные конунги старались выглядеть еще более мужественно в глазах девушек, которые им нравились. В «Круге Земном» Снорри Стурлусон пишет о Харальде Прекрасноволосом, конунге IX века, который объединил разрозненные норвежские земли, просто чтобы произвести впечатление на прекрасную, но высокомерную Гиду. Сначала она сравнивает Харальда с более могущественными правителями Дании и Швеции, тем самым раззадоривая его амбиции. В итоге он клянется не стричь волосы, пока не станет безраздельно властвовать над всей Норвегией[114]. Поэтам не была присуща излишняя скромность. Напротив, они как будто всеми силами стремятся к одобрению. У одного из скальдов есть строки, в которых он горделиво рассказывает даме сердца о том, с каким мужеством он и его приятели выпрыгивали с тонущего судна[115]. Он даже выражает сожаление, что этого никто не видел. Ярл Регнвальд ненадолго задерживает свое внимание на описании самой дамы и ее роскошных золотистых локонов, но лишь затем, чтобы вскоре сосредоточиться на собственной доблести, заявляя, что он «обагрил кровью когти хищного орла»[116]. Как мы видим, одобрение и восхищение со стороны женщин имело для викингов большое значение. Оставаясь незамеченной, их мужественность как бы теряла в цене, а признание, наоборот, побуждало на новые свершения.

Продолжение истории Хельги, с которой мы же встречались в первой главе, помогает нам взглянуть на эту же проблематику с другой стороны. Согласно «Саге о Гуннлауге Змеином Языке», судьба девушки была предрешена в тревожном предзнаменовании, имевшем место еще до ее рождения. После возвращения в отчий дом дает знать о себе ее страстный характер, скрытый за кажущейся покорностью. Во всей саге сама Хельга произносит одну-единственную фразу, но рассказчик также упоминает, что она часто и подолгу разговаривала с молодым скальдом Гуннлаугом. Молодые люди привязались друг к другу с самого детства, когда играли в шашки. Но, как и предсказывал сон отца Хельги, им не суждено быть вместе. Вместо этого девушку ждут два других брака, согласия на которые у нее никто не спрашивал. Характер Хельги прорисован в тексте не слишком глубоко, но вскоре после первого замужества она долго стоит на берегу реки Эсхарау, всматриваясь в даль. Она пытается разглядеть Гуннлауга, с которым только что рассталась после случайной встречи – он приезжал на ежегодное народное собрание альтинг (alþingi). Мы понимаем, что она все еще тоскует по нему и жалеет, что вышла замуж за другого[117]. Она бросает через реку взор вожделения, но он не имеет ничего общего с тем, как Траин глазел на юную Торгерд во время свадебного пира. Этот взор выдает в Хельге сексуальное томление, но она не дает ему никакого выхода. Это бездействие, вероятно, часто расстраивало читателей саги, особенно если сравнивать его с поступками более решительных женщин, примеры которых мы встречаем в «Саге о Ньяле» и в «Саге о людях из Лососьей долины». Но пассивность – это и есть главная отличительная черта образа Хельги. Подчеркивая невысказанность ее любви, рассказчик – возможно, непреднамеренно – обращает наше внимание на бессилие женщин в вопросах любви, на замкнутый характер их чувств. Страсть Хельги настолько сильна, что спустя годы она умирает, держа в руках плащ, который ей когда-то подарил Гуннлауг. Мы запомним ее как женщину, никогда не перестававшую испытывать чувство запретной любви.

Хельга оставалась послушной и подавляла свои эмоции, а вот Оддрун – сестра Брюнхильд и Атли – вспоминает о тайном романе с Гуннарром, мужем Брюнхильд, конец которому положил Атли: его шпионы застали влюбленных на месте преступления. В «Плаче Оддрун» (Oddrúnargrátr) она рассказывает эту историю подруге Боргню, которая вот-вот должна родить двойню от воина, отказавшегося от отцовства. Обеих женщин связывала тайная страсть. Сначала они обмениваются взаимными упреками, но при этом Оддрун утверждает, что ее чувства были чистыми, а не продиктованными низменными инстинктами. Пока Боргню мучается от схваток, Оддрун «скорбно рассказывает ей о своем горе» в надежде встретить понимание, ведь они обе лишены счастья быть рядом с теми, кого действительно любят.