дальше, не выходит у меня из головы уже на протяжении долгого времени….

Открыв дверь, я увидела человек 6 – 7 с автоматами, Мишку, скрученного в узел и парня, который показывал мне ксиву.

– Вы жена Михаила?

– Да

– Законная?

– Да

– Ваши документы

Меня колотила как на морозе. Я не понимала в чем дело, машинально схватила сумку, дала паспорт. Он посмотрел мои данные.

– Галина Евгеньевна. Ваш муж задержан по подозрению в растлении несовершеннолетних. Он проедет с нами в отделение для дальнейшего задержания. У Вас в квартире сейчас будет произведен обыск. Вот ордер.

Я как стояла, так и села.

Вся эта толпа людей, Мишка в наручниках, мужики с автоматами – все зашли в квартиру. Последней вошла собака.

У меня началась истерика. Я плохо помню все, что происходило в тот момент.

Меня допрашивали. Что- то уточняли, отдирали обивку на балконе, разбирали мебель, вытряхивали вещи – творилось страшное. Думаю, кто хоть раз такое пережил – меня понимает.

Еще 10 минут назад мы собирались ехать к врачу, планировали рожать детей – а тут такое. Да еще ТАКАЯ формулировка. Я не могла поверить. Я до сих пор не могу поверить в тот день.

Когда весь вертеп в нашем доме закончился мы сели по машинам, и нас повезли в отдел милиции. Весь день до вечера мы провели там. Бесконечные расспросы, уточнения, разъяснения – я думала, что это не закончится никогда. В восемь часов вечера следователь отдал мне мой мобильный телефон и попросил покинуть здание.

Я шла по улице как в тумане.

Весь этот день я не давала себе возможности выразить свои эмоции. Я держалась ради Мишки. Я не могла показать ему слабость. Не имела права. Я говорила ему, что все будет хорошо, все пройдёт. Ну и что, бывает и хуже. Я в Магадане много видела людей с обвинением – ничего, живут. Я несла все, что угодно, лишь бы поддержать его морально. Но теперь, когда я осталась одна – я потерялась. В голове туман. Я добралась до метро, потом до электрички. Зазвонил телефон. Это был Лешка.

–Как дела? Ты чего трубу не берешь?

– Мне только что отдали телефон.

– В смысле, кто отдал?

– Следователь. Мишку посадили……

Он приехал на станцию, забрал меня и повез домой.

Следующие несколько дней прошли как в тумане.

Охранник по подъезду сказал, что приезжали журналисты с камерами, искали меня. Мишка ведь – персона известная, а тут такое громкое дело!

Я сидела на полу, без света, боялась включить, боялась. Что начнут звонить, долбиться журналисты, боялась, что увидят тень в окне, боялась …всего.

Так прошло несколько дней. Без движения, без света, без еды. Я сидела на полу, обхватив голову руками и тихо стонала от боли в груди. Незнаю, как я вижила тогда….

Через несколько дней я поняла, что пора вставать, что –то делать.

Я поехала к следователю – узнала где Мишка, отвезла ему передачку, обзвонила знакомых, нашла ему адвоката, договорилась о встрече, заплатила и т.д. Дел было много. Я знала, что, если я не помогу ему – он там не выживет. Я дала себе слово помочь ему, чего бы мне это не стоило. Отплатить ему за все хорошее, что было между нами, даже если мы никогда больше не встретимся. Я принялась действовать.

Мишку перевели с Петровки 38 на Бутырку. Да, никогда не думала, что мне придётся узнать, где находится это место.

Надо сказать, что описание людей, родственников, приходящих сюда, их состояний, их настроений, их историй – это вообще отдельная тема.

Горе сближает людей. В этих жутких стенах, в бесконечных очередях, в полуподвальном помещении с ободранными стенами и туалетной вонью сидят матери, жены, отцы с проваленными глазами от горя, от слез, от безнадежности. В этом громком, суетном месте над всеми нами витало горе, как под крылом одной большой черной птицы люди жались друг к другу. Никто не хотел рассказывать о своем горе подробно. Все говорят в общем, делятся информацией о там, что можно передавать, как лучше это сделать, как, куда и кто принимает, к кому надо обратится и т.п. Каждый здесь, каждый считает своего сына, мужа невиномным. Каждый надеется. Что все это закончится. Что откроется дверь и к тебе выйдет твой любимый и родной человек. Но двери всё так же плотно заперты. И хотя душа верит в чудо, мы все понимаем – что выхода нет!!!

Ахматова очень точно описала в «Реквием» всю боль и отчаянье того положения, в котором находятся жены и матери заключенных. Прочтите ещё раз – и вы поймете, что было со мной тогда…

В этих очередях я и сама познакомилась с несколькими девочками, чьи мужья прибывали на Бутырке. Красивые, интересные девчонки приходили сюда, и лишь здесь мы могли немного отвести душу, поговорив друг с другом. Кому, там, вне этих стен, ты можешь открыться? Кто поймет тебя, кто не осудит, не прокомментирует, а просто выслушает и поддержит? Зачастую даже самые близкие родственники отворачиваются от детей, мужей, не говоря уже о сверках и тещах, да и просто друзьях. Бывают же ситуации обратные – даже немного мне непонятные. Когда в таком тяжелом положении, находясь в заключении люди решают расписаться. И вы не поверите – таких много. Я сначала слегка оторопела от очереди новобрачных. Молодые девочки, стоящие с бумагами на регистрацию брака…. Не буду это комментировать. У меня есть на этот счет снение, но я его оставлю при себе. Нет, я искренне верю в то, что девочки любят своих парней, девочки любят….

По вторникам, перед приемом заместителя начальника и Нотариуса мы высаживались в крохотном дворе перед приемной на лавочках и болтали. Нам было очень комфортно в этот момент. Мы ждали этих встреч друг с другом, ведь здесь, сидя на лавке, мы были одной командой, по одну сторону баррикад, объединены одной общей целью и одним горем – мы, жены заключенных.

Понеслась бесконечная вереница передачек, приемов. Оказывается, что передать можно очень ограниченный список продуктов и в особом виде. Личные вещи, например, одежда, тапки, трусы, носки и все такое – можно передавать лишь раз в три месяца. И если ты что-то забыл положить в сумку, которую тоже сдаешь – то все, жди квартал. Никаких пилок для ногтей, бритв, шнурков, пемз и еще огромного списка. Чтобы передать в камеру чайник, нужно написать прошение, прийти на прием, отдать, подождать, пока тебе перезвонят – если