В те времена в Англии люди, избиравшиеся в местные органы управления, чаще всего были аполитичны, по крайней мере официально, потому что и выборы были аполитичны. Итак, Альфред Робертс не состоял ни в одной партии. Разумеется, он был в жесткой оппозиции по отношению к Лейбористской партии, выставлявшей против него своих кандидатов и к тому же поддерживавшей кооператив, снабжавший рабочих продовольствием, что причиняло ущерб мелким торговцам и составляло нечестную конкуренцию, по мнению Робертса, мелким лавочникам. Ну а уж это в глазах коммерсанта — непростительный грех. Был ли он таким уж консерватором, был ли он на самом деле тори, если употреблять этот термин? Маргарет говорит, что он был «либералом в духе былых времен», иначе говоря, был сторонником идей Гладстона, идей свободной торговли, но при этом опирался на ценности консерваторов[54]. Альфред Робертс восхищался работой Стюарта Милля «О свободе». В 1950 году, когда Робертс принимал участие в одном из предвыборных митингов, организованных сторонниками его дочери в Дартфорде, он сам назвал себя либералом, ставшим консерватором. «Прежде всего он был кандидатом налогоплательщиков», — вспоминает Маргарет.

На протяжении двадцати лет ему доверяли возглавлять комиссию по финансам и налогам. Там тоже суровость и жесткость были непреложным правилом. Расходы на общественные нужды, так сказать, пропускали сквозь частый гребень и не терпели малейших отклонений. Альфред Робертс вел дела своей коммуны так, как вел свои собственные. Орган местного самоуправления должен был финансировать жизненно необходимый минимум, и каждый член общины обязан был оплатить то, что он потребляет. По мнению мистера Робертса, это был наилучший залог эффективности и экономии. Так, он отказался передать в распоряжение городских рабочих социальное жилье, чтобы те его отремонтировали. «Сами жители должны поддерживать порядок в своих квартирах», — говорил он. Несколько лет спустя он также отказал классической школе, председателем правления которой был, в праве пользоваться косилкой, принадлежащей мэрии. Никакого смешения «жанров», строгость и суровость во всем и всегда. Маргарет прошла хорошую школу, и ей пригодилась эта наука, когда много лет спустя она сама безжалостно и без колебаний примется резко сокращать государственные расходы.

Итак, она попала в политику в совсем юном возрасте. Десяти лет от роду в 1935 году она уже разносила листовки с призывами голосовать за консерваторов. «Интуитивно и по воспитанию я всегда была чистейшей консерваторшей. Я могла сколько угодно читать многочисленные статьи и книги представителей левых, но у меня не было ни малейшего сомнения относительно того, какую партию я поддерживаю». По вечерам она часто обсуждала с отцом прочитанное. К примеру, книгу Джона Стрэчи, вышедшую в 1932 году под названием «Грядущая борьба за власть», наделавшую тогда много шума. Автор предрекал крах капитализма и воцарение социализма. Альфред легко доказал дочери, что все это ерунда. Что, дела в лавке стали идти хуже? Нет. Разве лавка не приносит обществу пользу, и большую пользу? Приносит. А работали бы сами Робертсы столь же усердно, если бы им пришлось работать на государство, а не на себя? Нет. Итак, труд, процветание и капитализм идут рука об руку. А лень, упадок и социализм идут нога в ногу. Разумеется, доказательства довольно краткие, но эффективные, так что убеждения Маргарет, сформировавшиеся в детстве и юности, остались неизменными на протяжении жизни.

В других областях политические взгляды семейства Робертсов были столь же просты и ясны. Классовые конфликты они воспринимали всего лишь как способы разделить страну на части. «Было очень много такого, что нас объединяло, связывало. И монархия конечно же была одним из звеньев этой связующей цепи. Моя семья, как и множество других, испытывала чрезвычайную гордость за империю. Мы полагали, что империя принесла закон, прекрасную систему управления и порядок на земли, которые никогда бы иначе их не имели и о них не знали».

Положение дел на международной арене не переставало внушать тревогу. С 1933 года в Германии царил нацизм. Многие семьи, где строго придерживались традиций, видели в Гитлере прежде всего человека, способного покончить с забастовками, стать чем-то вроде крепостной стены, защищающей Запад от большевистского хаоса, защитника порядка, человека, вновь заставившего Германию работать. Однако семья Робертсов обладала поразительной ясностью ума и трезвостью взглядов, а потому никогда не покупалась на такую чушь. Члены этого семейства были против политики умиротворения и примирения, объединявшей в общей самоубийственной тактике невмешательства сверхосторожных консерваторов и лейбористов-антимилитаристов. Правда, Альфред не испытал ужасов войны 1914 года: его просьбы о добровольном поступлении на военную службу шесть раз получили отказ из-за его сильной близорукости. Возможно, он и не мог себе представить весь ужас «стальных бурь», но его брат и множество товарищей погибли под огнем. Альфред принадлежал к числу тех, кто полагал, что свобода имеет свою цену и иногда эта цена равна цене крови. Однако он был немножко «мюнхенцем», испытав, по его признанию, при вести о Мюнхенском соглашении «трусливое облегчение», поскольку считал, что Великобритания еще не готова к войне. На эту тему в доме много читали. От прочитанных книг холодела спина и пробирала дрожь. Спустя 50 лет Маргарет еще помнит эти книги: «Ярмарку безумств» Дугласа Рида, написанную как раз накануне аншлюса и ставшую беспощадным обвинением германского режима и слабости западных демократий, ласкающих дикого зверя перед тем, как он их пожрет; вспоминала она и книгу «Масло или пушки», появившуюся осенью 1938 года, или еще более многозначительную и сильную книгу Яна Вэлтина «Без родины и без границ», в которой разоблачались и варварская политика нацистов, направленная против евреев, и союз национал-социалистов и коммунистов, что проявилось в советско-германском пакте[55]. «Эта книга, — пишет Маргарет, — без сомнения, сыграла большую роль в том, что я стала рассматривать нацизм и коммунизм как две стороны одной медали». И она дала себе клятву, что перед «красным медведем» она не совершит тех же ошибок, что были допущены перед «коричневым дьяволом».

К тому же яд антисемитизма совершенно не проник в семью Робертсов, хотя он и был распространен в среде лавочников. На свой лад Робертсы даже были «праведниками». Сестра Маргарет Мюриэл переписывалась с одной девочкой из Австрии, с Эдит, дочерью банкира-еврея из Вены. Почувствовав надвигающуюся угрозу, он обратился к Альфреду с просьбой приютить у себя Эдит, пока он уладит свои дела. Увы, он сам так и не добрался до Англии. Но Эдит была спасена, радушно принята в доме на Саутворт-роуд, а затем и в других домах друзей Альфреда по клубу «Ротари». Нацизм обретал конкретные черты. Эдит привезла с собой в Гран-тем воспоминания о налетах нацистов, о погромах и желтых шестиконечных звездах на одежде. Маргарет вспоминает, что рассказы Эдит потрясли ее, и в ее памяти навечно запечатлелись образы: вот Эдит запрещают сесть в трамвай, потому что она еврейка, вот Эдит вынуждена мести улицы в Вене под насмешливые возгласы прохожих, потому что она еврейка, вот Эдит осиротела, потому что она еврейка.