— Муррримааа, — попыталась разрядить обстановку кошка Дина.

Сестрички не засмеялись, хотя Дина на это очень рассчитывала. Кошка удивилась. Хозяйки стояли друг напротив друга насупившись, набычившись и чуть-чуть надувшись. «Почему всё время я должна уступать? Пусть она хоть раз уступит!» — думала каждая.

Дина посмотрела на неразумных гомо сапиенсов, безнадёжно махнула на них хвостом и ушла спать на халате Ирэн.

— Значит, — очень безразличным голосом произнесла Мари, — наших родителей никто не встретит.

— Жаль их, — в полтора раза безразличнее ответила Ирэн.

* * *

— И почему я согласился? — спросил Георг.

Жанна заинтересовалась.

— А почему вы согласились?

— А как я мог отказаться?

— Никак? — предположила Жанна.

— Да это я понимаю, — вздохнул Георг. — Я другого не пойму — почему я согласился?

Жанна нахмурилась:

— Что-то я не пойму…

— Вот и я о том же, — сказал Георг и посмотрел на свои руки.

В руках Георг держал табличку «Мы от Мари», стараясь сделать вид, что табличку держит не он.

— Да подумаешь, большая проблема, — сказала Жанна. — Встретить папу и маму в аэропорту, проводить до дома…

— И сдать с рук на руки кошку для кормления! — Георг наконец вспомнил, что у его миссии есть и приятная сторона.

В ответ немедленно затрещал мобильник, инспектор не глядя поднял трубку и сказал:

— Дину погладил, но не целовал!.. Ой…

Жанна с интересом следила, как недовольство на лице Георга сменяется неловкостью, затем радостью, но тут же смущением и опять недовольством.

— Прости… Я думал это эти… хозяйки кошачьи… Нет, я не с ними… Встречаю их родителей… Нет, не собираюсь я с ними знакомиться!.. Нет, мы не знакомы! И вообще, ты кошку покормила? Ну так покорми сначала!

Инспектор раздражённо сунул телефон в карман.

— Ваша жена? — спросила Жанна.

— Уже нет. То есть ещё нет… То есть… Ну где они там?!

— Вот они! — воскликнула Жанна и замахала рукой.

— Они-то вот, — пробормотал Георг, всмотревшись вдаль. — А вот это кто?

* * *

— Раз-два! Раз-два! На месте стой! Раз-два. Нале-во!

Ефрейтор российской армии (в/ч 342657, Карелия) насмешливо смотрел на строй новобранцев. Помятые, сонные, лица как подушки и в глазах единственная мысль — пожрать. Оно, в общем, и понятно — пятый день в войсках, ещё неделю назад по утрам мамины блинчики уплетали.

— Духи, — с удовольствием сказал ефрейтор, — я вас научу Родину любить. Смирно! Делай раз!

Будущие воины с кряхтением подняли правую ногу и протянули вперёд носком.

— Угол тридцать градусов держать! — рявкнул ефрейтор. — Носок тянуть! И кто забыл, что по команде «Смирно» солдат должен замереть? А?!

Строй испуганно выпучил глаза и… действительно замер. С правыми ногами, поднятыми на тридцать градусов, и вытянутыми носками сапог.

За спиной ефрейтора раздался гулкий хлопок, будто сложились огромные кожаные крылья. Сердце бухнуло. Лоб мгновенно взмок.

Будь ефрейтор на полгода младше, то есть духом, с которого какой спрос, он бы, не оглядываясь, рванул наутёк. Но его нынешний статус терять лицо не позволял.

И поэтому он обернулся.

У меня есть ужасное чувство,

что зависть — ужасное чувство.

Из малоизвестной речи Р. Скотта — человека, который достиг Южного полюса вторым

Дом там, где зарядка.

Из инструкции к универсальному зарядному устройству

Лейтенант О. сидел в кресле самолёта рядом с Мари и тайком разглядывал её сквозь прикрытые ресницы. Мари угрюмо смотрела в иллюминатор на облака внизу. Они были до того похожи на бескрайнее снежное поле, что для полноты картины не хватало только чукчей с оленями.

«До чего ж она на сестру похожа! — думал лейтенант. — Одно лицо… Две руки, две ноги… Но влюбился я почему-то в Ирэн. Надо с ней как-нибудь объясниться. В смысле, не с Мари объясниться, а с Ирэн. А то она меня не воспринимает всерьёз. Даже в шутку не воспринимает. Как-то вот даже не замечает меня. Однажды на стул села, где я уже сидел…»

Самолёт плавно приблизился к пушистому полю. Если бы на поле действительно паслись олени, они бы бросились врассыпную. А чукчи качали бы задранными головами и уважительно говорили про большую птицу. И прикидывали дальность прицельной стрельбы берданок.

«А что я ей скажу? — продолжал размышлять О. — Сразу вот так брякну: я тебя люблю, выходи за меня замуж?»

Теперь лейтенант зажмурился по-настоящему и попытался представить, как он брякает прямо в хорошенькое личико Ирэн. Получилось довольно нелепо. О. открыл глаза. Самолёт уже летел в толще небесной снежной равнины. Изнутри равнина выглядела серой и некрасивой. Мари отвернулась от иллюминатора и уставилась в комикс о спасении с тонущего самолёта, торчащий из кармана в спинке переднего кресла.

«Или всё-таки с Мари объясниться… в смысле посоветоваться? Она-то свою сестру лучше всех знает. Пусть подскажет, как ей брякать».

— Мари! Как ты думаешь, Ирэн…

— Я-то думаю, — заявила Мари с несвойственной ей резкостью, — а у Ирэн только ветер в голове!

Лейтенант попробовал ещё раз.

— А как ей лучше?..

— Как ей лучше, так она и делает! А я вынуждена посылать непосредственного начальника, чтобы он встретил родителей! Наших с ней общих родителей, между прочим!

— Посылать начальника — это плохо, — согласился лейтенант.

Он уже понял, что консультации от Мари сегодня не дождётся.

— А Ирэн лишь бы на пляже поваляться и с новыми кавалерами пококетничать! — не успокаивалась Мари.

— Ну почему на пляже?.. — робко вступился лейтенант за девушку своей мечты. — Она ведь на научном симпозиуме…

— Знаю я эти симпозиумы! — соврала Мари и отвернулась к иллюминатору.

Под крылом снова было бескрайнее снежное поле — только уже настоящее. Но чукчей с оленями не было и тут.

«Дались мне эти чукчи», — недовольно подумала Мари.

— Дамы и господа, — захрипели динамики, — наш самолёт совершает посадку в аэропорту «Пресиденте Едуардо Фреи Монталва»…

— Антарктида! — сердито сказала Мари в безжизненную снежную пустыню.