– У тебя в доме точно никого. – Джеймс бросает ключи на кофейный столик.

Я их не беру. Руки сжимают чашку, которую дала Джулс. Несмотря на жар чая и одеяло на коленях, меня трясет.

– Только задняя дверь не заперта. Будь повнимательнее.

– Нет, я запирала…

Тут же начинаю сомневаться. Когда мы вернулись, я выпускала Бренуэлла в сад и, возможно, забыла потом запереть – спешила поставить на зарядку телефон и просмотреть сообщения. Не помню, чтобы я накладывала еду в миску, но я часто делаю это на автопилоте, так же как, например, выдергиваю из розетки выпрямитель для волос или включаю посудомойку.

– Но радио? – Устало прислоняюсь тяжелой головой к спинке дивана.

– Бывает. Ты обычно выключаешь его из розетки или оставляешь так?

– Оставляю.

– Ну вот! Был скачок напряжения. Все просто.

– А радиостанция почему изменилась? – с сомнением спрашиваю я.

– Могло автоматически переключиться на последнюю, которая осталась в памяти.

– Ты везде проверил?

– Даже под кроватями. Разве что это привидение.

– Джеймс! – Джулс швыряет в него подушку.

– Прости, шучу. Видишь, я улыбаюсь, – указывает он на свой незнакомый рот.

– Я пока плохо понимаю выражение лиц, извини, – говорю я, хотя извиняться тут не за что.

– Не представляю, как ты выдерживаешь, – произносит Джулс.

– По-моему, не выдерживаю, – честно отвечаю я. – Не выхожу на улицу без крайней необходимости, а когда выхожу – это кошмар. Тяжелее всего различать мужчин: слишком много одинаковых коротких стрижек и одежда похожа: джинсы, футболки, кроссовки…

– Но ты знаешь, что я это я, потому что у меня длинные волосы? – спрашивает Джулс. Формально она задает вопрос, а в тоне звучит уверенность, что я, конечно же, ее узнаю´.

Объяснить все это почти невозможно; я сама пока не разобралась.

Однажды на Рождество, лет в пять, я проснулась и вытащила из носка у кровати, на котором было вышито мое имя, игрушку «Мистер Фаззи». Хотя я получила и более крупные, дорогие подарки, очаровал меня именно Фаззи. Я прижимала магнитный карандаш к пластику и перетягивала железную стружку, рисуя волосы, усы, улыбчивые губы или грустное лицо с морщинами на лбу и прямой линией рта. Закончив, осторожно брала свой шедевр обеими руками и медленно несла показать маме с папой. Как я ни старалась, металлические опилки все-таки съезжали, и картинка трансформировалась. Черты мистера Фаззи всегда менялись.

– Сейчас я вижу тебя в привычном окружении, но встреть я тебя вне этих стен, ни за что бы не узнала. У миллионов женщин длинные темные волосы. Убери глаза, нос и рот, и почти невозможно сказать, кто перед тобой… От Крисси что-нибудь слышно?

– Да, – неожиданно резко отвечает Джулс и протягивает мне телефон.

Она отправила Крисси сообщение: Что у тебя стряслось? Мы волнуемся.

Ответ: Все в порядке. Поговорим в понедельник. Целую.

Значит, Крисси игнорирует только меня. Мне становится дурно. Я твердила себе, что она не приняла запрос в «Фейсбук», потому что у нее села батарея и нет с собой зарядки. Наотрез отказывалась думать, что она просто не хочет отвечать.

– Везет же! Вот бы мне уехать, пока магазин закрыт на ремонт. Хотя я все равно не могу взять неделю за свой счет…

Джулс и Крисси работают вместе в шикарном бутике. Это оттуда у меня зеленое платье, что я надевала на свидание. Несмотря на скидку для персонала, которую дали Крисси, оно все равно стоило жутких денег. Тем не менее я знаю, что больше его не надену.

Отдаю Джулс телефон и пытаюсь вспомнить, говорила ли Крисси про отпуск. Я много чего не помню. Многое, наверно, не хочу помнить.

– А память… – Джулс не заканчивает, и я скорее чувствую, чем вижу, как они с Джеймсом переглядываются. – Бен говорил, на тебя напали. Ты заявила в полицию?

– Еще нет. Мне нечего им сказать, кроме того, что его зовут Юэн и что он удалил с сайта свой профиль. Вот если бы вспомнить, как он выглядел. Врач сказал, память, возможно, не вернется никогда.

И тут меня осеняет.

– Надо поговорить с мистером Хендерсоном!

– Твоим соседом?

– Да, он психотерапевт и работает с гипнозом.

– Опасно, когда непрофессионал копается у тебя в голове. Я тут читала статью о девушке. Так у нее после гипноза появился синдром ложной памяти и она поверила, что…

Джулс рассказывает дальше, но я не слушаю. Сил по-прежнему нет, от обезболивающих хочется спать. Наверно, я все-таки задремала, потому что когда открываю глаза, Джулс и Джеймс на цыпочках ходят по кухне, а в гостиной выключен свет. Зевая, с трудом отрываюсь от дивана и медленно иду на приглушенные звуки их голосов. Слышу имя Крисси, и внутри вспыхивает паранойя. Они что-то знают?

– Останешься на ужин? – спрашивает Джеймс.

Минуту раздумываю. Предложение заманчивое. Он очень хорошо стряпает; по воскресеньям мы часто вместе обедаем, а потом достаем доску для «Монополии»: Джулс все покупает, я жду цветов, которые мне нравятся, а Джеймс прощает неуплату ренты, когда у меня кончаются деньги. Но я не могу сидеть здесь вечно из-за страха вернуться домой. Этот неотступный страх не исчезнет, пока я не заявлю в полицию. Никогда не прощу себе, если Юэн нападет еще на кого-то.

– Извини, не могу.

– Тогда кофе завтра утром? – предлагает Джулс.

Я киваю, сую ноги в туфли и направляюсь к выходу. Бренуэлл следует по пятам, боясь, что его забудут.

Джулс и Джеймс закрывают дверь; слышу мягкий щелчок цифрового замка и шагаю по дорожке с Бренуэллом в руках, чтобы не выскочил на дорогу. Его нелегко заметить в темноте, белые пятнышки на фоне черного косматого меха почти не видны. Дыхание клубится паром, пальцы покалывает от холода. Я толкаю ледяной металл садовой калитки. Хотя нет еще и пяти, на потемневшем небе вспыхивают звезды. Наверно, это «полуночная синева», и в голове крутится композиция «Electric Light Orchestra». Их альбомы сопровождали меня все детство. Позже счастье сменилось ужасом и стыдом. Странно, думаю я: часто я забываю, что делала вчера, но при этом помню слова песни, которую последний раз слышала лет двадцать назад. Теперь, стоило лишь мелодии всплыть в памяти, я как никогда чувствую связь с ней. Одиночество, тоска. Представляю маму, которая хлопочет в фартуке на кухне, взбивая тесто для йоркширского пудинга, и поет. Всегда поет. Тогда ей хотелось петь. Тогда она могла. Подхожу к своему пустому дому. Так хочется, чтобы мама была рядом и поговорила со мной. Она как никто поняла бы, каково вдруг оказаться без мужа, одной.

Погрузившись в мысли, я не замечаю коробку на пороге и задеваю ее ногой. В душе мгновенно вскипает тревога. Оглядываюсь через плечо и быстро поднимаю. Совсем легкая, как будто пустая…