Кое-как они принялись поднимать мусор с земли и перекладывать на повозку. Не пропустили ни одного осколка стекла, ни одной деревянной щепки. В большом хозяйстве все сгодится. Потом уселись сверху и направили ослика обратно к воротам. Толстый охранник хмуро глядел им вслед. Громыхая и переваливаясь с боку на бок, телега выехала из поселка и неспешно покатила по грунтовой дороге на восток — туда, где в лесистых холмах обитало племя габбитов.

Микрин более или менее восстановился, но, чтобы окончательно прийти в себя, ему еще требовалось некоторое время. Все его тело было в синяках, вмятинах и порезах. Совершенно обессиленный, он крепко спал, положив голову жене на колени.

Нуган с любопытством рассматривал спящего. Особенно юношу удивляло, что синяки и кровоподтеки проступили не только на теле мьюнанина, но и у него на одежде. Сколько он ни ломал над этим голову, ничего не мог понять.

— Как синяки оказались на одежде? — не выдержав, поинтересовался он у Найяллы.

— Вообще-то мы не носим одежду. То, что на нас, не настоящая одежда… — ответила она, не отводя нежного взгляда от мужа.

— То есть вы хотите сказать… — начал юноша и смущенно умолк, осененный неожиданной догадкой.

— Сотни лет назад первые племена, начавшие торговать с мьюнанами, считали нас дикарями. Именно по той причине, что мы не носили одежду, — продолжала объяснять Найялла. — Но нам одежда ни к чему. В отличие от обычных людей, мы не так чувствительны к капризам погоды. Мы не носили одежду еще и по другой причине. Она бы мешала превращениям. А это вопрос выживания. Словом, чтобы не шокировать другие племена, мы вылепили одежду из собственного тела. Даже наши волосы сделаны из того же вещества, что и тело…

Далджин брезгливо поморщился. Что касается Нугана, то эти откровения не вызвали у него отрицательных эмоций. Разве что появилась масса других вопросов. Но продолжать расспросы юноша постеснялся.

— Потушите лампочки на ваших шлемах, парни, — сказал бригадир. — Не тратьте зря масло.

Нуган и Далджин послушно сняли шлемы и, вывинтив из фонариков стеклянные линзы, загасили крошечные фитили. Теперь непроглядная мгла сомкнулась вокруг небольшого пятна света, который отбрасывала одна ручная шахтерская лампа. Единственное, что им оставалось, — только ждать.

Словно из другого мира до них доносился чуть слышный стук. Это товарищи-рудокопы не покладая рук трудились, разбирая завалы.

— А давайте рассказывать анекдоты, — предложил Далджин. Его усатое лицо едва белело в полумраке.

— Побойся Бога, Далджин, — пробурчал Нуган, — когда Балкрета и других ребят только что засыпало…

— Кто знает, может, скоро и наша очередь. Почему бы не похохотать на прощание?

Пожилой бригадир прекрасно понимал, что молодой рудокоп только храбрится, — сам-то он не раз попадал в подобные переделки.

— Ну, кто знает, сколько нужно норанцев, чтобы сварить яйцо?

— Понятия не имею.

— Десять человек. Один варит яйцо, а девять других его охраняют.

— Яйцо или того, кто варит? Ха-ха-ха! — невесело рассмеялся Нуган. — Тогда уж и я расскажу… Знаешь, какая разница между норанцем и шаксом?

— Какая?

— У шакса хотя бы есть мамочка, и она его любит.

— Ха-ха-ха!

— Зря вы так про норанцев, — стараясь казаться серьезным, заметил бригадир. — Я бы много отдал, только чтобы сейчас здесь оказался наместник в своей обгорелой ночной сорочке — как тем утром после пожара… — И, не выдержав, расхохотался.

— А что нужно сделать, чтобы мьюнанин не утонул? — продолжал Далджин.

— Что? — усмехнулся Нуган.

— Не нужно долго держать его под водой…

Найялла сидела поблизости, но Нуган не решался взглянуть в ее сторону. Ему было неловко. Он надеялся, что мудрый бригадир как-то загладит ситуацию, но Джузек хранил молчание. По правде сказать, молодой шахтер всегда смотрел на мьюнан косо, но теперь, когда все они, и мьюнане и рудокопы, оказались в общей беде, смеяться над ними было как-то не с руки. Нуган даже открыл рот, чтобы как-нибудь отшутиться, — да так и остался сидеть с открытым ртом, не зная, что сказать.

Между тем, словно к чему-то прислушиваясь, бригадир сидел опустив голову. Потом приложил ладонь к земле и неожиданно вскочил на ноги. По туннелю вновь прокатились гулкая волна и рокот, с потолка засеялась пыль, а пламя в фонаре тревожно задрожало.

— Нуган, подними лампу! — воскликнул Джузек.

Молодой рудокоп схватил лампу и, подняв повыше, стал разглядывать своды туннеля. Проснувшийся от толчка Микрин инстинктивно сжался в клубок. Словно желая защитить мужа, Найялла обняла его и прикрыла собой.

— Ничего, — сказал бригадир, — подпорки крепкие, выдержат!

Немного погодя зловещий рокот затих. К счастью, ничего страшного не произошло. Хотя ожидать можно было чего угодно.

Бригадир подошел к расселине, которую недавно обнаружил за кучей щебня.

— Эй, Джуб! — позвал он. — Как дела?

Но ответом была тишина.

— Джуб, ты меня слышишь? Эй, кто-нибудь, отзовитесь!

Ни звука.

Бригадир сокрушенно вздохнул.

— Что случилось? — спросила Найялла. — Они еще пытаются нас откопать?

— Не знаю… Боюсь, теперь ни за что нельзя поручиться.

* * *

Рудокопы поклялись, что доставят мьюнан в поселок в целости и сохранности и что среди норанцев те будут в полной безопасности и под их защитой. Поразмыслив, Эмос решил, что Локрина и Тайю лучше взять с собой; оставлять их одних было в сложившихся обстоятельствах отнюдь не безопасно.

У ворот поселка рудокопы немного поспорили с охраной, но в конце концов грузовик пропустили. Во дворе вокруг грузовика сразу столпился народ. В сопровождении высших чинов и шестерых дюжих воинов подошел и сам наместник, обряженный в форму простого кнутобоя.

Едва взглянув на прибывших, Котч-Бомен хмуро рявкнул:

— Кнутобой Калам, немедленно арестуйте мьюнан! Как вы вообще посмели пропустить их в поселок?

— Они здесь, чтобы помочь нам спасти наших товарищей, — объяснил водитель грузовика. — Не трогайте их!

— Держи язык за зубами, не то отправишься вместе с ними! — пригрозил наместник. — Кнутобой Калам, вы что, оглохли? Выполняйте приказ!

Рудокопы возмущенно загудели и, окружив мьюнан, преградили солдатам путь.

— Мы не из тех, кто отлынивает от работы, ваше сиятельство, — обратился к наместнику чернобородый рудокоп. — Но мы отказываемся поднять из шахты хотя бы лопату руды до тех пор, пока не будем уверены, что для спасения наших товарищей делается все возможное.