Этот инспектор манежа, Сильвио Сабатини, и так невелик ростом, но в эти мгновения он кажется почти карликом. На его щеках выступают два багровых пятна. Под его ногами растекается лужица кока-колы. Он стоит, склонив голову.

— Можешь идти, — повелительно говорит ему мать. Но стоило ему отвернуться, как она вновь окликает его. — Инспектор!

— Да, мадам.

— Мои сыновья слегка разочарованы номером со львами. Налицо явное отсутствие действия, если ты понимаешь, о чем я. Сделай так, чтобы мы не разочаровались во второй раз. До сих пор эта цирковая программа была довольно скучной.

— Позвольте заверить вас, мадам, в следующем номере вы не будете разочарованы. Я позабочусь об этом.

Он почтительно отступает, кланяясь и кивая, и спускается вниз по лестнице; кока-кола все так же стекает с его лица.

В течение минуты или двух свет постепенно меркнет, а затем высоко под куполом рождаются красные и оранжевые вспышки. Там, над всей ареной, натянут тонкий трос. Из люка прямо в центре купола спускается трапеция.

Должно быть, это тот самый канат для главного номера программы. На нем наверняка будет выступать та самая девушка.

Целых два дня ее образ преследует меня. Он возникает передо мной, когда ночью я смотрю в окно, сияет в небе словно призрак. Он появляется в моем сознании даже днем, стоит только мне закрыть глаза. И вот сейчас эта девушка появится по-настоящему, танцуя на канате чуть выше моей головы.

Что имела в виду моя мать? Надеюсь, она не приказала Сабатини убить ее, верно? Нет, она не могла пожелать такого. Она бы ни за что этого не сделала. Я снова слышу его слова. Позвольте заверить вас, мадам, в следующем номере вы не будете разочарованы.

Я ошибаюсь. Должен ошибаться. Но почему в таком случае меня внезапно охватывает ужас? Когда начинается ее выступление, и девушка взлетает в воздух, я не могу избавиться от чувства, что вот-вот должно произойти нечто ужасное и неправильное…

Мое выступление прошло на ура: я триумфально удерживаю равновесие на канате, восторженные вопли зрителей омывают меня, словно волны. Я встречаюсь взглядом с Сильвио, как вдруг он вытягивает руку и хватается за натянутый канат. Злобно ухмыляясь, он дергает его на себя и отпускает, посылая по тросу смертельную дрожь.

Я тотчас теряю равновесие и под дружные удивленные крики публики падаю головой вперед.

Мое спасение, по крайней мере, на мгновение — босые ноги. Пальцы сжимают канат, и я застываю над манежем вниз головой. Соскользнувший табурет с грохотом падает на арену и разбивается.

Я не могу раскачаться и выпрямиться. Если ослаблю хватку хоть на секунду, то сразу погибну.

Я зависаю прямо над ложей для почетных гостей. Она находится выше других и дарит зрителям в ней привилегированное положение — дальше от толпы и ближе к зрелищу.

Я не вижу Вивьен Бейнс, я вижу лишь пятерых охранников; они взяли ложу в кольцо и грудью загораживают ее от меня.

Они испугались меня! Меня, девчонку, отчаянно вцепившуюся ногами в канат и повисшую прямо над ними. Господи, что они думают обо мне? Что, по их мнению, я собралась сделать? Неужели они считают, что я смертоносным прыжком нокаутирую их драгоценную Бейнс?

Из кольца охранников выбирается какой-то мальчик и устремляет свой взгляд на меня. Он не кричит и не смеется, просто молча смотрит на меня с каким-то странным выражением. Неподвижная точка посреди всеобщего хаоса.

На несколько мгновений толпа исчезает. Остались лишь мы. Только я и этот Чистый мальчик, сцепившиеся взглядами. Нас разделяют всего шесть футов и столетняя история.

Мне кажется, он пытается мне что-то сказать. Интересно, что?

Я больше не могу держаться. Одна из моих ног соскальзывает, за ней — другая. Я делаю рывок вперед и приземляюсь прямо в ложе. Крик ужаса, и все зрители отпрянули назад.

Такого никогда раньше не было. Отброс в ложе для особо важных персон. И это при том, что сегодня в ней находится сама Вивьен Бейнс! Что Сильвио теперь сделает со мной? Ведь я не разбилась, как он того пожелал. Я оказалась здесь, оскверняя Чистых своим присутствием.

Я смотрю на канат. Он соблазнительно подрагивает над моей головой. Возможно, я смогу дотянуться до него и вернуться обратно. Нет, не смогу, слишком далеко.

Внезапно он делает шаг вперед и оказывается прямо передо мной. Тот мальчик. И робко, но с вежливой улыбкой протягивает мне руку.

— Все в порядке, — шепчет он. — Давай я помогу тебе вернуться.

Он подается вперед.

— Я подсажу тебя. На счет три, хорошо? Когда я это сделаю, хватайся за канат.

У меня за спиной раздается пронзительный свист. Они застрелят меня, если я задержусь здесь еще хотя бы на секунду — опасное дикое животное, покинувшее свою клетку.

Охранники бросаются вперед, готовые обезопасить его от этой неминуемой угрозы. Нельзя терять ни секунды. У меня нет выбора. Я смотрю ему в глаза. Я вынуждена ему верить, вынуждена позволить этому Чистому мальчишке прикоснуться ко мне.

Я киваю. Он подсаживает меня, и канат больно впивается в руки. Но я, крепко сжав его, начинаю раскачиваться, выгибаясь как кошка, которой меня прозвали.

Еще один миг, и я оказываюсь над канатом. А через секунду стою на нем, выпрямившись в полный рост. Я смотрю на него сверху вниз. Теперь он тоже окружен охранниками. Те вскинули полицейские щиты и нацелили на меня оружие. Наши взгляды снова встречаются.

Почему он помог мне?

Мне требуется пара секунд, чтобы окончательно прийти в себя и вспомнить, что он пришел сюда по своей воле. Выстоял очередь в кассу и с улыбкой на лице купил билет. Заплатил за возможность стать свидетелем публичной пытки Отбросов. Может даже, стать свидетелем смерти одного из них или даже двух, если повезет.

Я хмуро смотрю на него, и он отворачивается. Его голова низко опущена, как будто ему стало стыдно. Невероятно — разве кто-нибудь слышал о Чистом, у которого есть совесть?

Внизу ликует и рукоплещет взбудораженная толпа. Только что они были готовы разорвать меня в клочья, а теперь я снова их любимица. На манеж летит море белых роз; хор голосов скандирует мое имя:

— Кошка, Кошка, Кошка!

Она хватается за канат пальцами ног и зависает над ареной, это кажется невозможным. Она оказывается прямо перед нашей ложей. Вокруг меня тотчас воцарятся хаос, охранники пытаются затолкать нас в угол ради безопасности. Я не вижу, что происходит, не вижу, упала ли она. Уворачиваюсь от них. Она все еще там.

Внезапно я чертыхнулся, она посмотрела прямо на меня. Я вырвался из рук охранников, хотя те пытались оттащить меня прочь. Я не могу отвести от нее взгляда, мне нужно сказать ей, что она может спастись, она должна выжить.