– Райка добрая!

– Добрая?

– Луковицу подарила!

Звучало бы нелепо еще в прошлом году, а в этом репчатый лук и впрямь начал то и дело исчезать из продажи.

– Комната вам достанется? – спросил Покровский.

Это следовало из материалов дела. Погибшая старушка была одинока, а у Василия Ивановича, что Кравцову разъяснила сестра мухолова Елизавета Ивановна, первоочередное право, как у инвалида первой группы.

– Комнатка! – обрадованно закивал Василий. – Нам достанется, нам!

Третья соседка – Абаулина Раиса, 1949 года рождения – официантка в ресторане «На Беговой». Можно попробовать застать ее дома утром… А можно поужинать туда наведаться.

Покровский поехал на Петровку, Жунева с допроса вытащить не смог, встретил в коридоре судмедэксперта Марину Мурашову, спросил, не составит ли она ему компанию в ресторане. Марина глянула немножко удивленно, но согласилась незамедлительно.

Это фантазия, правда. Покровский просто позвонил на Петровку. Двушку стрельнул во дворе у Бадаева, который вышел вместе с Покровским.

– Скажите, Николай Борисович, вот Василий Иванович упомянул, что Кроевскую посещала одна и та же подруга, и довольно часто.

Бадаев пожевал губами.

– Может и одна. Я мало видел.

Налево через дорогу – мрачные бараки необитаемого вида, за ними закопченное здание бывшей церкви. Прямо – красно-белая будка телефона-автомата у Дома офицеров. Топчется майор с букетом. Из телефонной будки вышла девушка, а ее-то майор и ждал! Сразу нахмурился, забормотал что-то.

Телефонная трубка теплая, дыхание девушки на ней.

С Жуневым Покровский связаться не смог, застал Кравцова, узнал, что новых убийств по линии пенсионерок не зафиксировано, что за дополнительными сведениями о Кроевской («Она сидела, а в деле об этом хрен!») Кравцов поедет в отделение милиции завтра («Они только сегодня отзвонились, тянули, я дважды давал запрос»), что Фридман куда-то пропал, не приехал из Калуги (колесо, надо думать проколол, или два колеса).

А что до судмедэксперта Мурашовой, если бы Покровский пригласил ее в ресторан, то она, очень может быть, согласилась бы с удовольствием. Так Покровский думал… Но не приглашал Марину в ресторан.

Посидел немного на скамейке в Петровском парке (на другой!), поглазел на прохожих. Появился мужчина в черном пиджаке, один рукав пустой. Душа человеческая потемки… Высматривает, на какой скамейке удобнее застать старушку врасплох? Однорукому, конечно, несподручно было бы в случаях с асфальтом и рельсом. Гирю мог метнуть. Или бродит-смотрит, нет ли бутылки пустой, двенадцать копеек штука. Или авиаинженер-фронтовик обдумывает новаторское крыло. Лица его Покровский не рассмотрел и вывода никакого не сделал.

Любопытно, что Кроевская Варвара Сергеевна так удачно для убийцы села: на уединенную скамейку. Даже еще и с куском асфальта внизу. Может быть, кто-то заставил ее туда сесть? Но как?

Ресторан скромный, Покровский проник за рубль, ему отвели место за столиком, где уже сидели двое обильно закусывавших и при этом что-то серьезно обсуждающих грузин. С появлением Покровского перешли на грузинский и громкость чуть прикрутили. Музыканты еще не играли, но уже то один, то другой выходили на сцену, поправляли шнуры и микрофон.

Седоусый официант появился довольно скоро, сдержанно поздоровался. Покровский заказал «Боржоми», трехзвездочного коньяка двести, зеленый салат и шашлык. От «икорочки-буженинки на закусочку» отказался. Грузины – явно деловые, по фруктам, а может с ипподромом связаны. Через проход странная пара, совершенно молчаливые мужчина и женщина, едят без алкогольного сопровождения, вообще ни слова друг другу, но поссорившимися не кажутся, не ощущается напряжения. Дальше четверо командировочных. Но вот и Раиса Абаулина – лицо несравнимо приятнее, чем на фотографии в деле. Там она напыщенная и губастая, а в реальности пусть и полненькая чуть-чуть, но двигается легко, улыбка по лицу порхает, ямочки на румяных щеках, подзавитые каштановые волосы.

Освещение, надо признать, так себе, огромные окна занавешены голубовато-серыми складчатыми гардинами. Грязноватые стены, грузные, слишком высоко висящие люстры, горит одна из трех, чтобы не подчеркивать общего ощущения потертости; жухлый зеленый плющ… А на Раису как раз упал луч, и ее энергия и улыбка… будто придает Раиса этому интерьеру некоторую романтику.

Столики Раисы располагались наискосок, она часто пробегала мимо, крепкие икры, похожие на кегли. Покровский любил, чтобы ноги не прямые были, а с сюжетом, лодыжки пусть и деревенские, но другой формы, внизу поуже, выше, к ляжкам, резко идущие вширь…

Раиса Абаулина периодически ныряла на кухню и выныривала оттуда с полным подносом. Это понятно, но еще несколько раз она выходила в холл, куда по логике вещей ей особо было не надо. Дождавшись очередного эпизода, Покровский двинул следом, будто бы в туалет. Увидел, как Раиса Абаулина, почти не скрываясь, передает энергичному гражданину бутылку «Столичной». В философском смысле скрывать и нечего. Довольно глупо, что водка продается в торговых сетях до семи. Но в юридическом смысле разумно было бы таиться. Откровенное нарушение. Покровский, проходя мимо, глянул Раисе в лицо, она не смутилась, Покровского тоже окинула коротким оценивающим взором.

Две золотые цепочки на шее или даже три. Грудь не чрезмерная, но крупная, сочная, того и гляди выпрыгнет, лифчик тесноватый.

Все, упорхнула Рая.

Музыканты заиграли – настолько фальшиво, что надо уж уходить.

Правильно, что не пригласил Марину Мурашову. Если приглашать, то заранее заказать столик на двоих, и не здесь, а договориться, например, в ресторане Дома кино. Или вообще пригласить в филармонию.

Только это ни к чему.

Вытаскивая из кармана ключи от квартиры, Покровский услышал, как звонит телефон. Первая мысль, конечно, про новых старушек. Телефон в коридоре, снял сразу трубку, другой рукой стукнул по выключателю, но попал по выключателю не от коридора, а от кухни. Так и разговаривал в темноте. Свет из кухни отражался в зеркале за спиной, зеркало отражалось в дверном стекле, тень Покровского с трубкой подле уха колыхалась вместе с бамбуковой занавеской.

– Это я, привет! – Кравцов в трубке. Задыхается, запыхался.

– Что там?

– Освободили Фридмана! – отрапортовал Кравцов.

– Кого… Откуда, то есть?

– Мишу Фридмана из подвала! Все в порядке, отправили его домой целым и невредимым. Звоню, чтобы ты не беспокоился!

– Я и не беспокоился.

Не стал добавлять, что пребывание Фридмана в некоем подвале в целом для него новость. Про медаль «За освобождение Фридмана» шутка еще позже в голову пришла.

Форму Покровский надевал редко. По официальным оказиям раза два в месяц, еще пару раз по настроению, по внутренней какой-то подсказке. Сегодня увидел в шкафу (пока был в отпуске, Эвелина Октябриновна ее вычистила), решил нацепить. И прямо символически вышло, хуже не придумаешь.