— Зачем?

Прежде чем ответить, Дэйви несколько секунд молчал.

— Я думал, если ты взглянешь на дом, тебя перестанут мучить кошмары.

— Весьма странная идея, — заметила Нора.

— Ну, хорошо, это была дурацкая идея. — Дэйви повысил голос. — Худшая идея за всю историю человечества. Ведь любая идея, которая когда-либо приходила мне в голову, всегда оказывалась самой ужасной. Теперь мы пришли к единому мнению? Отлично. Значит, можно об этом забыть.

— Дэйви...

— Ну, что?!

— Помнишь, я спросила тебя, чем ты расстроен?

— Нет. — Дэйви замялся немного, шумно вздохнул, и по его глазам Нора поняла, что он был на грани признания. — С чего вдруг я должен расстраиваться?

Нора собралась с духом.

— Тебя, наверное, удивило то, что сказал твой отец о Хьюго Драйвере.

Дэйви взглянул на жену, словно пытаясь вызвать в памяти слова Элдена.

— Он сказал, Драйвер был великим писателем.

— Это ты сказал, что он был великим писателем, — напомнила Нора, затем, после секундной паузы, добавила: — А я имела в виду его отношение к Драйверу.

— А, да, — кивнул Дэйви. — Точно, было дело. Этакое неприятное для меня откровение...

Следующие несколько мгновений Нора напряженно и с надеждой ждала его слов.

— Меня кое-что тревожит, Нора, а может, я просто переутомился на работе... И знаешь, мне совсем не хочется ссориться.

— Значит, ты больше на меня не злишься?

— А я и не злился. Просто был немного растерян.

Два часа в обществе родителей снова превратили его в Маленького Пиппина. И если ему нужен Зеленый рыцарь, Нора готова была выступить в этой роли. Ведь ей требовалась работа, и вот она, работа, рядышком сидит. Она могла бы помочь Дэйви стать наконец взрослым. Она поможет ему занять в «Ченсел-Хаусе» положение, которого он заслуживал. И ее собственные планы — подружиться с Дэйзи и перебраться в Нью-Йорк — были лишь ступеньками к истинной, большой цели.

«Вот оно! — скомандовала себе Нора. — Вперед!»

— Дэйви, — начала она. — Чем конкретным тебе хотелось бы заниматься в «Ченсел-Хаусе»?

И вновь у него был такой вид, словно он с трудом заставил себя задуматься.

— Редакторской работой.

— Значит, этим ты и должен заниматься.

— Да, но ты же знаешь... папа... — Он бросил на жену покорный взгляд.

— Я знаю, что ты не из тех, кто водит на ланч пожилых леди, как этот мерзкий Дик Дарт. Какая именно редакторская работа могла бы заинтересовать тебя по-настоящему?

Он закусил изнутри щеку и несколько секунд молчал, прежде чем решился объявить о том, о чем Нора уже догадывалась.

— Я хотел бы быть редактором «Черного дрозда». Думаю, я смог бы сделать из этой серии что-то стоящее, но папа хочет ее закрыть.

— Он не закроет, если ты убедишь его не делать этого.

— Но каким образом?

— Как конкретно — не знаю. Но уверена, что ты должен прийти к нему со своим планом. — Она на секунду задумалась. — Подбери статистику по серии «Черный дрозд». Напиши свои предложения, составь графики. Подбери список авторов, с которыми предполагаешь заключить договор. Подготовь рекламные материалы. Скажи ему, что будешь заниматься этим помимо основной работы.

Дэйви, повернув голову, с удивлением смотрел на жену.

— А я помогу тебе. Вместе мы придумаем что-нибудь такое, против чего он не в силах будет устоять.

Дэйви посмотрел в сторону, потом оглянулся и набрал в легкие побольше воздуху.

— Ну что ж, давай попробуем.

— Итак, начинаем работу над серией «Черный дрозд», — произнося эти слова, Нора вспомнила корешки книг Клайда Морнинга и Марлетты Титайм в спальне Натали. В отличие от остальных ее книг, они не были расставлены по алфавиту, а стояли отдельно в дальнем конце нижней полки.

— А знаешь, это может сработать, — сказал Дэйви.

Нора гадала про себя, почему эти книги поставили отдельно от других — может, они казались хозяйке намного лучше или намного хуже других ужастиков? А может, главным было то, что они входили в серию «Черный дрозд»?

— Мне тут как-то приходило в голову, что мы могли бы начать выпускать и классиков.

— Хорошая идея, — откликнулась Нора, припомнив вдруг, что все книги серии «Черный дрозд» на полке Натали Вейл показались ей одинаково новыми и нетронутыми, словно их купили в одно и то же время и ни разу не открывали.

— Если нам удастся как следует представить серию, он вынужден будет обратить на это внимание.

— Дэйви... — Тепло надежды и ожидания переполняли Нору, и следующий вопрос вырвался у нее прежде, чем она успела себя сдержать: — Ты никогда не думал о том, чтобы уехать из Вестерхолма?

Дэйви поднял подбородок.

— Честно говоря, о том, чтобы вырваться из этой дыры, я думаю чуть ли не каждый день. Но я ведь знаю, как много значит этот городок для тебя.

Дэйви очень удивил ее смех.

Первое, что увидел Пиппин, был тонкий кончик хвоста, не толще четырех конских волосков, связанных вместе. Он пошел вдоль изгибов хвоста в поисках его хозяина — обходя скалы, продираясь сквозь кустарник и высокие травы, вверх и вниз мимо огромных петель и замысловатых клубков, — а когда он добрался до другого конца длинного-длинного хвоста, то увидел, что тот принадлежит крошечной мышке. Мышка казалась мертвой.

Хотя Дэйви казался грустным и подавленным, следующие пять дней были едва ли не самыми счастливыми в жизни Норы. Нечто подобное — несколько месяцев во Вьетнаме — пришлось на такой период ее жизни, когда она была слишком завалена работой, чтобы думать о чем-то другом. И лишь годы спустя оглядываясь назад, она поняла: это и было настоящим счастьем.

Первый месяц, проведенный в эвакуационном госпитале, так перевернул все существо Норы, что к концу его она не знала, что могло бы помочь ей пережить все это. Ну, может, марихуана. Алкоголь. А еще лучше — сделать свою душу недоступной чувствам. Работая на двадцати — тридцати операциях в день, она знала теперь все об извлечении из раны инородных предметов и спринцевании, об очистке раны и промывке ее во избежание инфекции, а также о червях в грудной полости, ампутациях, вшах и псевдомонадах. Она особенно ненавидела этих псевдомонад — бактериальную инфекцию, покрывавшую раны обожженных зеленой слизью. За этот месяц Нора выкинула из головы все, чему ее учили в школе медсестер, и научилась ассистировать в блиц-операциях, собирать из кусочков кровеносные сосуды и отрезать там, где велел нейрохирург. Когда к ночи она покидала операционную, ее бахилы оставляли на полу коридора кровавые следы. Она работала не в госпитале, а на фабрике по ремонту человеческой плоти. Прежнее ее существо — принадлежащее безнадежной идеалистке по имени Нора Керлью — бесцеремонно сорвали с нее, словно оболочку, одежду, из которой она выросла, а обновленная Нора казалась себе самой просто бездушным автоматом.