Батюшка-спелеолог не миндальничает с не в меру любопытными приблудными: «Вы разворачивайтесь на 180 градусов и идите откуда пришли; вы не с нами здесь», — под землей пьяные быки смиренно следуют указаниям особы духовного звания. Представитель администрации договорился с менеджерами Псково-Печерской лавры, чтобы нас без очереди пустили в главный здешний аттракцион — подземелья, «пещеры богом зданные». В псковских нерукотворных пещерах, обозначенных на входе ярким, золотым по красному, транспарантом, хоронят вот уже лет девятьсот, и сейчас там не то 11, не то 16 тысяч гробов. Чтобы низвергнуться в катакомбы, надо сначала проникнуть на территорию монастыря, который занимает внутренность живописного оврага. Издали он похож на фантик от шоколадки «Сказки Пушкина», и чем ближе, тем больше подтверждается первое впечатление: аляповатая азиатчина. Ортодоксальные избушки декорированы сусальным золотом, на крышах грядками высажены башни-луковки. В овраг спускаются по выложенной брусчаткой «кровавой дороге» — Грозный, как справедливо указано в каком-то из романов Проханова, нес по ней на руках тело убитого им Корнилия. Справа остается стеклянная коробка — еще один штрих в эклектичной картине — в которой почему-то выставлена «Коляска Анны Иоанновны». Это богатый монастырь. По мощеной дороге деловито снует массовка из раскормленных батюшек, изможденных схимников, бритых паломников в спортивных костюмах и кожаных куртках и паломниц в некрасивых хиджабах, как у мусульманских женщин. Поскольку где-то поблизости находится не то священный источник, не то колодец, повсеместно распространенным здесь реквизитом является пятилитровая пластиковая баклага из-под «акваминерале». То тут, то там можно увидеть «старцев», тех самых, надо полагать, которые, если верить автору передовицы «По молитвам старцев сгорело Останкино», молились в свое время об испепелении «этой огромной бетонной суки» — имелась в виду «сатанинская башня».

Псковский Кремль.

Псков, который покажется внимательному прохановскому читателю его наследственной вотчиной, никогда на самом деле не фигурировал в его родовой памяти. Он нашел свою «духовную Мекку» сам — более того, случайно. Мать, большая любительница отечественного туризма, купила себе путевку в Псков и заболела. Он только что сдал сопромат и с грехом пополам закончил первый курс; работать он не собирался, так что ничто не мешало ему поехать вместо матери. Осмотрев вокзал, где отрекся Николай Второй, он отправился в центр, к Довмонтову городу, тамошнему кремлю. Пораженный мощной северной фортификационной архитектурой и величественным собором, он оказался достаточно открытым человеком, чтобы обратить внимание и на современность, вовсю осваивавшую средневековую крепость. Внутреннее пространство вдоль и поперек было перерыто ленинградскими археологами, которые в тот момент рыскали по всему Русскому Северу в поисках берестяных грамот, это была своего рода золотая лихорадка. В одном из шурфов внимание молодого экскурсанта привлекла необычайно красивая девушка, рассматривавшая найденный нож и некие предметы, похожие на курительные трубки.

Он не решился заговорить с ней при ее знакомых, но вечером, встретив на танцевальной веранде, пригласил ее на чачача и сообщил о том, что видел ее в раскопе, удачно пошутил насчет того, что, сделав сенсационные археологические открытия такого рода, она сможет защитить диссертацию «Кольца табачного дыма как прообраз древнерусских архитектурных форм» — и проводил до Поганкиных палат, где было общежитие археологов. На следующий день он отклонился от официально утвержденного экскурсионного маршрута, она взяла отгул, и они до ночи шатались по городу, разглядывая фрески и купаясь в Великой. Тех, кто интересуется дальнейшими подробностями того дня, отсылаем к роману «Господин Гексоген», где он воспроизведен с поистине прустовской обстоятельностью.

Девушка, которая позже станет работать искусствоведом в Эрмитаже, в отделе знамен, станет первой его долгоиграющей возлюбленной, они проведут вместе целый год, будут ездить друг к другу. Для нас, однако, важно, что через нее он познакомится с компанией ленинградских реставраторов.

Отцами-основателями экспедиции — и крупнейшими фигурами воспетого Прохановым «псковского ренессанса», якобы случившегося после войны в отдельно взятом районе «Красной империи», — были Борис Скобельцын (1921–1995), Лев Катаев и Всеволод Смирнов. Архитекторы и реставраторы, все они были старше Проханова, все прошли войну и все были людьми, занятыми практическим воплощением русской идеи. Это был лестный для него и психологически комфортный мужской коллектив («Псковские друзья были мне отцами и старшими братьями»). Именно это «псковское братство» научило его всерьез ценить красоту и мистику древнерусской культуры, продемонстрировало исторический ресурс России, который можно использовать в мобилизационном проекте развития. В сущности, он был готов к этому: его мать, архитектор, всегда старалась приобщить его к старине и часто вывозила на осмотры усадеб — Кускова, Архангельского, Коломенского, теперь, однако, он попадает в среду, где красотой не просто любовались, но с энтузиазмом соучаствовали в ней, инвестировали в нее время и таланты. Скобельцынские реконструкции полуразрушенных храмов выглядели очень впечатляюще.

«Во Псков, полюбоваться на храмы, — вспоминает Проханов, — приезжали из других городов ревнители старины — архитекторы, писатели, студенты. Скобельцын водил их по городу, как проповедник, открывая их жаждущим, наивным душам таинство веры. Вел по Запсковью, Завеличью, увозил в Изборск и Печеры. Из его уст они слышали имена церквей, похожие на имена псковских посадских: „Василий на горке“, „Никола со Усохи“, „Илья Мокрый“, „Никола на городище“. Он говорил о церквах, как говорят о людях, живых, одушевленных, неповторимо-разных, со своим нравом, характером и судьбой, проживших долгий век среди озер, облаков и зеленых нагорий». «Сонмы, сонмы людей приходили в эту псковскую Мекку на паломничество свое».

Рассыпающиеся в труху на глазах памятники республиканского значения нуждались в реставрации, а средств не хватало, поэтому рады были всем добровольцам. И вот каждое лето, в течение лет пяти-семи, он приезжает «в экспедицию» работать на обмерах и раскопках. Постепенно из этой компании сложилось «псковское братство», в котором, кроме названной троицы реставраторов, состояли и Радий Погодин, и Лев Гумилев, и Семен Гейченко — и вскоре сам Проханов. Они занимались раскопками, ремонтом, документировали информацию о памятниках истории, фотографировали антропологически яркие народные типы (в «Завтра» после смерти Скобельцына будет опубликована его коллекция фотоизображений этих типов — очень выразительная).

Русские типы. Фото Б. Скобельцына.

Вместе со Скобельцыным они составляли опись гробов в Пещерах: архимандрит Алипий, бывший боевой офицер и художник из мастерской баталиста Грекова, призвал светских реставраторов помочь в реконструкции монастыря, и поэтому в самых темных закоулках Лавры он побывал не как экскурсант, а как инсайдер.