Теперь птица хаотически заметалась, спустившись пониже, так что разглядеть ее в свете заходящего солнца стало трудновато.

— Вам надо увидеть это сейчас, — заявил Уитби тоскливо-уязвленным тоном. — Лучше поздно, чем никогда.

Но Контроль уже повернулся к Уитби спиной, направляясь к выходу, а оттуда к (благословенной) стоянке.

Поздно? И насколько же он опоздал, по мнению Уитби?

В машине было тесновато, чтобы перевести дух, пройти декомпрессию и трансформироваться из одного качества в другое. Городок Хедли расположен в сорока минутах езды от Южного предела на берегах реки, всего через двадцать миль вливающейся в океан. Хедли достаточно велик, чтобы обладать собственным лицом и культурой, но не настолько, чтобы превратиться в приманку для туристов. Люди переезжают туда, хоть он и малость не дотягивает до «города, где славно растить детей». Между бурлящими магазинчиками, сгрудившимися на одном конце короткой набережной, и дорогами, тянущимися под кронами деревьев, как под сводом, рассыпаны намеки на определенное качество жизни, несколько завуалированные торговыми пассажами, лучащимися вовне от окраин города. В нем есть маленький частный колледж с центром исполнительских искусств. Можно пробежаться вдоль реки или отправиться в поход по зеленой зоне. И все же при этом Хедли заодно не лишен своеобразной апатии, особенно летом, и может за одну ночь растерять обаятельность, став вялым и равнодушным. Перемену в настроении предвещает тишь и покой, когда бриз с реки стихает, и некоторые бары у самой набережной издавна стали притчей во языцех за внезапные, бессмысленные вспышки насилия — в такие места лучше не соваться, если ты не белый или не сойдешь за белого, да и тогда вряд ли стоит. Городишко будто увяз в прошлом, почти не переменившись с той поры, когда Контроль был подростком.

Местоположение Хедли пришлось Контролю кстати. Ему хотелось быть поближе к морю, но не на побережье. Некая неопределенность Зоны Икс породила в нем настоятельную потребность в этом отношении. Его сновидение каким-то образом возбраняло это. Сон вещал, что ему нужно держаться поодаль. В полете к месту нового назначения ему пришла в голову странная мысль, что жители прибрежных городков по обе стороны от Зоны Икс каким-то образом внутренне мутировали. Целые общины стали не такими, как прежде, хоть с виду и не скажешь. Подобные мысли следует и держать под спудом, и в то же время взращивать, если только ухитришься проделать подобный фокус. Нельзя позволить им снедать себя, но прислушиваться к ним надо. Потому что опыт Контроля подсказывал, что они отражают нечто подсознательное, некий инстинкт, перечить которому не стоит. Тот факт, что Южный предел даже три десятка лет спустя знает о Зоне Икс настолько мало, подсказывает, что даже иррациональные предосторожности могут оказаться не такими уж неразумными.

А уж Хедли-то ему знаком. В этот город они с друзьями начали приезжать поразвлечься на выходные, как только хоть один из них мог сесть за руль, даже зная, что это тоже дыра, вот только побольше, чем та, где жили они сами. Глухомань вдали от моря. Мать даже упомянула о городке при последней встрече. Залетела к нему на прежнее место работы на севере, где он мало-помалу съехал от анализа и руководства к более ситуационной и административной роли. Благодаря собственному багажу, как он догадывался. Благодаря тому факту, что всегда начинал резво, но потом, если засиживался на месте чересчур долго-когда-нибудь случалось что-нибудь — что-нибудь эдакое, с чем он не вполне мог совладать. Он становился чересчур вовлеченным. Чересчур проникался сочувствием — или чуть меньше, чем следовало. И впадал в замешательство, когда все шло прахом, потому что не мог припомнить момент, когда дело покатилось под уклон, и был по-прежнему убежден, что у него все схвачено.

Но мать приехала из Центра, и они встретились в конференц-зале — вероятно, нашпигованном жучками, как он понимал. Не путешествовал ли вместе с ней и Голос, устроившись в резервуаре с соленой водой в смежной комнате?

На улице стоял холод, и она была одета в пальто с шарфом поверх делового костюма и черные туфли на высоких каблуках. Сняв пальто, она держала его на коленях. Но шарфа не сняла. Вид у нее был такой, будто она готова сорваться с места в любой момент и упорхнуть за дверь, прежде чем он успеет щелкнуть пальцами. Он уже пять лет с ней не виделся — мать оказалась предсказуемо недостижима, когда он пытался передать ей сообщение о похоронах бывшего мужа, — но она почти не состарилась, каштановые волосы по-прежнему окружали лицо огромной копной, как у фотомодели, а голубые глаза расчетливо глядели с лица, на котором морщины притаились лишь в уголках глаз и, скрытые волосами, поперек лба.

Она сказала:

— Это будет вроде возвращения на родину, Джон, а? — подталкивая сына, желая, чтобы он это произнес, словно он морской желудь, прильнувший к скале, а она — чайка, пытающаяся убедить его ослабить хватку. — Тебе будет уютно в той обстановке. Тебе будет уютно с тамошним народом.

Ему пришлось подавить гнев с неуверенностью пополам. Откуда ей знать, права она или заблуждается? Она редко там бывала, хоть и не лишена была права посещения. Только они с отцом. Папа к тому времени уже начал опускаться: ел слишком много, пил лишнее. Вереница мимолетных увлечений, как только развод состоялся, а может, и еще до того (быть может, он был наивен), а после — нечто вроде строжайшего целибата, насколько Контроль мог судить, когда он вновь отдался искусству… вот только никому оно не было нужно. Наведя в его доме порядок и уехав в колледж.

Контроль испытал виноватое облегчение, оттого что можно больше не жить в этой атмосфере.

— И, уютно устроившись в этом мирке, столь мне знакомом, чем же я займусь?

Она ему улыбнулась. Искренне. Контроль знал разницу, страдая несчетное число раз под тусклым желтым сиянием фальшивок, пытавшихся разогреть его любовь к ней. Когда она улыбается по-настоящему, когда это идет от души, лицо матери преисполняется красотой, изумляющей всякого, кто ее видит, словно она прячет свою истинную натуру под маской. В то время как люди, не кривящие душой, редко удостаиваются признания за то же самое.

— Это шанс исправиться, — сказала она. — Шанс стереть прошлое.

Прошлое. Какую часть прошлого? Работа на севере была его десятым постом лет за пятнадцать, что делает Южный предел одиннадцатым. Имелся ряд причин, причины есть всегда. Или — в его случае причина.

— И что я должен делать? — раз приходится все вытягивать из нее клещами, значит, это вряд ли придется ему по душе. Но он уже устал от однообразия на нынешнем посту, связанного не столько с наладкой, сколько с подмалевкой фасадов. Да и конторские интриги ему поднадоели. Может, по сути, именно это всегда и было его проблемой.

— Ты слыхал о Южном пределе?

Слыхал, по большей части от коллег, работавших там одно время. Смутные аллюзии, придерживающиеся легенды об экологической катастрофе. В лучшем случае слухи о веренице чудачеств руководства. Крайне разнящиеся слухи о том, что это далеко не все. Но, с другой стороны, оно всегда так. И услышав, как мать говорит эти слова, он не знал, взволнован или нет.