Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Помимо этого Яков II пошел на смелый и рискованный шаг — он доверил многие ответственные государственные посты представителям партии, лично враждебной ему вследствие религиозной принадлежности и политических воззрений — вигам. Это не стоит рассматривать как союз короля с прежней оппозицией. Речь скорее идет о том, что Яков II специально отбирал наиболее способных и талантливых представителей вигской партии и намеренно приближал их к себе, не придавая значения их идеалам и политической деятельности в прошлом. В годы правления Якова II в его ближайшем окружении оказались даже некоторые эксклюзионисты. Король требовал от них только одного — точного выполнения вверенных им государственных обязанностей и личных поручений монарха. В качестве награждения за службу эти лица получали высокие посты, жалованье из королевской казны, поместья и положение в обществе, о котором при прежних монархах не могли и мечтать. При всем том, эти люди могли продолжать придерживаться прежних политических взглядов, посещать сектантские молельни, отрицать государственную церковь и т. д. Традиционно в историографии утверждается, что Яков II сделал решительный поворот в сторону вигов в апреле 1687 г., когда вышла его первая «Декларация о веротерпимости»[293]. Однако анализ мемуаров и корреспонденции Якова II позволяет утверждать, что он пришел к этой мысли еще в конце 1660-х — начале 1670-х гг.[294], а на практике данная линия начала постепенно проводиться с первых лет его правления[295].
Активным представителем прежней оппозиции, которого приблизил к себе Яков II, был успешный юрист Уильям Уильямс. В период правления Карла II он выступал в парламенте против постоянной армии и требовал суда над главным королевским министром — графом Дэнби. В конце 1670-х гг. У. Уильямс стал главным советником по юридическим вопросам графа Шефтсбери, одного из лидеров вигской партии. В парламенте 1680 г. виги выбрали именно У. Уильямса одним из своих главных спикеров, и будущий якобит произносил пламенные речи против герцога Йорка, за что в 1686 г. был привлечен к Суду королевской скамьи и присужден к штрафу в 10 тыс. ф.с.[296] В это время молодого талантливого юриста приметил Яков II. Король решил воспользоваться тесными связями У. Уильямса с сектантами западной Англии и приблизил его к себе, назначив на должность главного солиситора[297], а затем пожаловал титул баронета[298]. По всей видимости, У. Уильямс быстро уловил, откуда «дует ветер». В 1687 г. он сопровождал короля в его поездке по западным графствам Англии и вместе с Яковом II выступал в поддержку всеобщей веротерпимости[299]. В 1688 г. У. Уильямс представлял правительство на судебном процессе над семью англиканскими прелатами (так называемое «Дело семи епископов»), подавшими королю петицию о незаконности его «Декларации о веротерпимости»[300]. Осенью 1688 г. он оставался на стороне Якова II и в английской Конвокации 1689 г. голосовал против лишения монарха престола[301]. После «Славной революции» У. Уильямс стал одним из наиболее известных якобитских памфлетистов и подпольных издателей[302].
Якову II удалось сделать своими политическими союзниками многих прежде непримиримых врагов династии Стюартов. В частности, журналист Генри Кэр, ранее широко известный своими антиправительственными памфлетами, в 1686 г. приветствовал первые попытки короля установить всеобщую веротерпимость, открыто перешел на сторону британского монарха и даже принял католицизм. Другим важным агентом Якова II стал Натаниэл Уэйд — бывший участник восстания 1685 г. и ближайший соратник Монмута, с которым «мятежный» герцог прибыл из Амстердама. Искренность этого шага бывшего мятежника может вызывать сомнения, поскольку в 1685 г. Н. Уэйд стал королевским свидетелем[303], чтобы избежать обвинения в государственной измене и смертной казни. Однако в 1688 г. он открыто поддержал Якова II, выполняя поручение по подготовке выборов в парламент[304].
Одним из результатов административной политики Якова II стал новый расклад сил при дворе. Католики, сконцентрировавшие в своих руках ряд важных правительственных и военных должностей, сформировали влиятельную придворную партию. В историографии часто обходится вниманием тот факт, что католическая партия не была единой и постоянно ослаблялась внутренними противоречиями и столкновением личных амбиций. Традиционно утверждается, что из ее членов определяющим влиянием на короля обладал его личный исповедник — иезуит Эдуард Питр[305]. Однако Дж. Миллер убедительно доказал, что влияние Э. Питра на Якова II переоценивалось, и гораздо большее влияние на короля имел ирландец граф Тирконнел. Последний, впрочем, был поглощен ирландскими делами и редко появлялся при английском дворе[306].
Придворных-католиков помимо личного соперничества разделяли политические взгляды. Умеренное крыло, выступавшее за то, чтобы в религиозном вопросе ограничиться эмансипацией католиков, возглавляли маркиз Поуис и лорд Белейсис. Эта группировка пользовалась поддержкой римского папы и испанского посла графа Педро де Ронквийо. Говоря о королевской политике в религиозном вопросе лорд Белейсис, отмечал, что хотя сам является католиком, тем не менее «не расположен к мерам, с помощью которых оказывается содействие распространению католицизма, но к его советам никогда не прислушивались»[307]. «Крайние католики» (графы Тирконнел и Каслмэйн, виконт Довер, оба духовника короля — иезуиты Э. Питр и Дж. Уорнер), напротив, требовали от Якова II более радикальных мер и ориентировались на французский двор и иезуитский орден[308]. По словам Якова II, роль «всеобщего арбитра» при дворе играл граф Сандерленд[309].
Необходимо обратить особое внимание на факт, который часто остается вне поля зрения историков: на протяжении всего правления Якова II при дворе сохраняли влияние «высокие тори». Их группировку возглавлял граф Кларендон, а наиболее видными представителями были граф Рочестер, лорд верховный судья Англии Дж. Джеффрис и англиканские прелаты: епископ Или Фрэнсис Тернер и епископ Бата и Уэллса Томас Кен[310].
Виги-нонконформисты, также получившие ряд постов в армии и государстве, будучи расколоты вследствие религиозных взглядов, не представляли при дворе самостоятельной партии. Однако личное влияние на короля отдельных их представителей, которые часто даже не имели официальных