Кто-то ночью был в комнате и подменил одну книгу на другую.

Зачем?

Но дело было не в этом. Дело, главным образом, заключалось в…

– Эй! Марк! – раздался голос от дверей.

Тоби, белый как мел, не сводя с него глаз, через плечо кивал в сторону гостиной.

– Старик звонит копам. Времени у нас немного, Марк. Ты ничего не хочешь мне сказать?

– Что ты имеешь в виду?

– Послушай, – тяжело дыша, прошипел Тоби. – Я многим тебе обязан. Я хороший исследователь и знаю свое дело. Но я не могу так складно изъясняться, как умеешь ты, Сэм Кент или Лютер Мэйсон. Ты знаешь, я бы никогда не написал докторскую без твоей помощи.

– Я ничего особенного не сделал! Господи, неужели ты еще помнишь об этом? Все эти годы?

– Да. Я помню. Я явился полным невеждой, варваром, и ты поддерживал меня. Итак, хочешь ли ты сейчас что-нибудь сказать мне?

– Тоби, честное слово, я не понимаю, что ты имеешь в виду. Тем не менее мне есть что сказать тебе. Это не было самоубийством. Это было убийство.

Сквозь звуки начинающегося утра они оба услышали, как по Харли-Лейн едет машина. Но мысль о ней лишь скользнула в сознании Марка и Тоби, поскольку оба они смотрели на покойную.

– Марк, – не своим голосом заорал Тоби, – ты что, с ума сошел? – Он ткнул пальцем в сторону тела, которое удерживала от падения полка туалетного столика. – Ты рехнулся и у тебя крыша поехала, как у твоей подруги?

– Она не моя подруга! И никогда не была ею!

– Ладно, будь по-твоему! Но можешь ли ты, пусть не ради бога, а ради самого себя перестать твердить об убийстве?

Марк пришел в себя:

– Да, я… прости. Я сболтнул не подумав.

– Слушай! – Тоби поднял руку.

Машина сбросила скорость и остановилась перед домом. После паузы открылась и захлопнулась дверца. Легкие быстрые шаги по гравийной дорожке. Кто-то замер у дверей.

– Это женщина, – сказал Марк. – Может быть, Бренда.

– Кто бы это ни был, – фыркнул Тоби, – мы не должны. никого пускать внутрь. Выстави ее! Давай же!

Мешая другу другу, они выскочили в узкий коридор и заторопились к открытым входным дверям.

Гостьей была не Бренда, и не было никакой необходимости останавливать ее.

В центре дорожки футах в десяти от дверей лицом к ним стояла моложавая миссис Джудит Уолкер, вдова бывшего декана английского факультета.

Повернув голову, она смотрела куда-то вправо, видимо, на окна гостиной. При ярком солнечном свете, заливавшем фасад дома, отчего в комнатах сгущалась духота, отчетливо видна была неподвижная миниатюрная фигурка Джудит Уолкер в трауре – она не снимала его вот уже почти год.

Под рыжими волосами выделялось более бледное, чем обычно лицо.

По всей видимости, доктор Сэмюел Кент счел необходимым поднять раму окна. Он говорил по телефону. Голос у него был тихим, но его было отчетливо слышно за пределами дома. Но разговаривал он не с полицией.

– Да, доктор Хьюит! Она была заколота. Из раны торчит только рукоятка оружия, длинная серебряная рукоятка. Не сомневаюсь, это кинжал восемнадцатого века, острый и блестящий, который она держала в доме среди прочих древностей. Да!

Джудит Уолкер дернулась. Вскинув голову, она посмотрела на Марка и Тоби. Казалось, и ее голубые глаза, запавшие в темные от бессонницы провалы глазниц, и губы с яркой помадой, и раздутые ноздри – все свидетельствовало об откровенной радости.

Она обратилась к Марку и Тоби. Обычно у нее был тихий и мягкий голос, но сейчас он превратился в странный хриплый вопль.

– Значит, кто-то наконец убил эту шлюху! – выпалила она. – Кто это сделал? Ее любовник?

Никогда раньше они не слышали, чтобы у Джудит был такой голос.

Тоби отпрянул. Его пуританская сдержанность была оскорблена. Марк, которого было куда труднее поразить, почувствовал прилив непонятной жалости.

Через мгновение Джудит Уолкер пришла в себя. Как обычно в разговорах о муже, который был на тридцать лет старше ее, она оттопырила нижнюю губу, как бы удерживая слезы. В левой руке она держала сумочку, а правой безостановочно рылась в кармане платья, словно разыскивая какую-то пропавшую вещь.

Если она слышала голос Сэмюела Кента, то и он должен был услышать ее. И хотя он не повышал тона, не менял интонацию, теперь он говорил твердо и уверенно.

– Боюсь, доктор Хьюит, вы не поняли. Дверь была заперта изнутри. И когда мистер Рутвен и доктор Саундерс попытались открыть окна, выяснилось, что и оба они закрыты изнутри. Полиция, конечно, установит, что тут было самоубийство. – Пауза. – Да, доктор Хьюит. Вы совершенно правы, это, без сомнения, будет удобнее всего.

Джудит, которая опять, вздернув голову, уставилась на окна, быстро отвернулась и застыла на месте.

Марк подошел к ней. Инстинктивно он протянул руку, и Джудит также инстинктивно уцепилась за нее. Было как-то трудно воспринимать эту напряженную рыжую девочку как преподавательницу, которой она и была.

– Марк, – задыхаясь, сказала она. – Я не могу понять, что со мной случилось. Я наговорила каких-то ужасных вещей. Мне так стыдно…

– Тут нечего стыдиться, Джудит. Но тебе не стоит видеть, что делается внутри. Идем со мной.

Его твердый, уверенный голос заставил ее успокоиться. Все еще придерживая ее холодную руку, Марк развернул ее к началу дорожки.

– Она в самом деле мертва, эта… как я назвала ее?

– Да.

– Я ненавидела ее. Я не могла бы причинить ей вред. Но я ненавидела ее.

Марк мягко обнял ее за плечи – они слегка вздрагивали – и повлек за собой. Сначала она словно сопротивлялась: Джудит напряглась, словно желая вывернуться и остаться стоять, глядя на Красный коттедж. Но он мягко и настойчиво тащил ее к старому «плимуту», который доктор Уолкер водил много лет, отказываясь расставаться с ним.

– Это всего лишь нервный срыв, Джудит. Этим утром все мы в таком состоянии, даже хуже, чем у тебя. Отвезти тебя домой?

– Я живу всего в шаге отсюда! – кивнула она на другую сторону лужайки. – Нет смысла куда-то ехать. Уверяю тебя, я полностью пришла в себя. Могу я остаться и минутку поговорить с тобой?

– Конечно.

– Я не могу спать, – сказала Джудит. С излишней торопливостью она высвободила свои пальцы из руки Марка и швырнула сумочку на переднее сиденье машины. – Дан вставал очень рано, порой даже в пять часов; и я постепенно привыкла к такому режиму. А теперь я вообще не могу спать. Когда я сегодня рано утром решила проехаться – еще не рассеялся туман и все такое, – я увидела, что дверь этого коттеджа открыта и внутри горит свет. Я подумала: не случилось ли там чего? Но я так толком ничего и не поняла, пока не наткнулась на вас. Всюду горит свет, и Сэм Кент говорит по телефону. Марк! Ты не возражаешь, если я поговорю о ней?