— Спать-то скучно? — засмеялась мать.

«Как она изменилась, — усмехнулась про себя Юля. — Тише воды, ниже травы, ни тебе упреков, ни тебе нотаций! Заискивает, шутит, смеется… В сущности, паршивый же это мир, в котором даже отношение к тебе матери зависит напрямую от твоего материального и социального положения… Интересно, вела бы она себя точно так же, если, приехав, застала меня в коммуналке, в старых тряпках, на общей кухне за варкой китайской лапши? Да фиг с два — пилила бы, что жить не умею, что себя погубила… И была бы права. Молодец мамуля!»

Лавров уловил перемену в настроении невесты и сказал негромко:

— Если ты не хочешь ехать, я могу отказаться… Или поеду один.

— Нет-нет, мы вместе! — торопливо заверила Юля.

Ей очень любопытно было посмотреть на Жанну в ее нынешнем состоянии.

И она не прогадала. За прошедшее время Жанна изменилась. Она посвежела и похорошела, ее глаза словно зажглись какой-то новой мечтой.

— Ты выглядишь так, словно из салона красоты не вылезала, — удивилась Юля. — Слушай, какой маникюр! Гламур-р!

Лавров передернул плечами.

— Чудесно выглядишь! Признайся, гулена, что просто захотелось прошвырнуться по заграницам!

— Точно так. — Жанна рассмеялась, откинув прядь волос с лица. — Сейчас я вас поздравлю, а потом расскажу тебе про шоколадный массаж. Это что-то невероятное! Представь…

— Жанна, ты обещала потом рассказать! — жалобно проныл Лавров.

Ужин удался. Жанна была в ударе — она рассказывала смешные истории, происходившие на съемочных площадках, она шептала что-то Юле на ушко, указывая взглядом на Лаврова, она хохотала и выстукивала изящной туфелькой какой-то испанский ритм. Вручила в подарок молодоженам антикварную вазу из позолоченного серебра. От времени позолота потерлась, и Юля, заметив это, скроила мимолетную гримаску, как бы подивившись некачественности подарка. Лавров заметил это и усмехнулся — ничего, у нее будет шанс научиться разбираться и в драгоценностях и в антиквариате! Он даст ей этот шанс.

— Так куда же ты все-таки едешь? — все пыталась выпытать Юля.

— Не знаю я! — смеялась Жанна. — Нет, правда не знаю! Просто хочется пошляться по миру… Эх, было б у меня много-премного денег, я бы все время ездила!

— Мы тоже будем путешествовать, правда, Димасик?

— Димасик? Это Лавров-то?

— Будем, — коротко согласился Лавров, проигнорировав шпильку. Ему казалось, что Жанна вовсе не собирается никуда уезжать. Неизвестно почему. Что-то было в ней… неотпускное. И в испанских ритмах, и в захлебывающемся смехе Лаврову виделись признаки истерики. И он был только рад, когда приятный ужин наконец кончился.

Дворец бракосочетаний давно не видел такой очаровательной пары. Разные были: и буржуазно наряженные невесты в роскошных кринолинах, под ручку с крепкими мальчиками, у которых жесткий воротник белой сорочки выбивал на затылке три красные щетинистые складки, и пары среднего достатка — невеста в ширпотребовском атласе, смущенный жених в готовом, неловко сидящем костюме… Но на эту пару выглядывали смотреть все работники дворца, а уж их-то, видавших виды, мало чем можно было удивить!

Жених был, правда, как жених — симпатичный молодой человек в безупречном смокинге, сияющий от счастья, а вот причина его сияния… Удивительно красивая девушка, такую заметишь и в наше богатое на подобные экземпляры время! В простом белом платье, с веночком живых роз вокруг прелестной головки и распущенные, непроглядные, ночные, вороньи, волосы. И как видно, красота ее не пропала даром, попала в хорошие руки — жених, несмотря на молодость, был не последним человеком в городе, из уст в уста передавалась его фамилия — фамилия владельца глянцевого журнала.

Свадебный пир был довольно скромным. Лавров не прочь был бы закатить праздник на полную катушку, пригласить в свидетели своего счастья всех приятелей и знакомых, но Юля с присущим ей тактом заметила, что Лавров вообще-то вдовец…

— Я должен тебе сказать… Я был женат, — сообщил он Юле за неделю до свадьбы. Он понимал, что это нужно было сказать раньше, но все не мог себя заставить.

— Я знаю, — кивнула Юля. — Наконец-то ты собрался… Мне Жанна давным-давно рассказала. Ужасно. Бедная женщина.

— Да… Ты прости меня, Юль.

— За что?

Так что на вечеринке были только близкие друзья, Татьяна Витальевна и свидетельница — очень бойкая, некрасивая, но очаровательная девушка с редким именем Гоар, тоже начинающая актриса, она сразу же начала отчаянно флиртовать с Андреем, который принял на себя почетную обязанность Диминого свидетеля. Потрясенный неожиданным напором, он явно чувствовал себя неловко.

Но все это прошло мимо Лаврова, словно приснилось в длинном и подробном, утомительном и счастливом сне. С того самого момента, как во Дворце бракосочетаний сияющая дежурной, хоть и жемчужно-белозубой улыбкой регистраторша сообщила ему, что он может поцеловать невесту, он был словно в тумане.

Неожиданно и ярко он понял, что вот теперь она принадлежит ему полностью, насовсем, по праву… Как во сне плыли лица гостей — участников развеселой дружеской пирушки, и было так неуместно среди них бледное, с крепко сжатыми губами, потерянное лицо Ольги… Да что с ней такое? Выпила лишнего?

И он понял, что все не сон, только в ту минуту, когда вошел в спальню. В ней еще слегка пахло краской и клеем после ремонта, но в целом уже утвердился запах Юлиных духов, очень тонкий и своеобразный запах. Она сидела на широкой кровати, опираясь спиной на подушки, лицо у нее было спокойное и усталое, волосы распущены… И у Лаврова потемнело в глазах от черного пламени этих волос.

А потом было наслаждение столь дикое, столь возвышенное, что оно выходило за рамки животного и ангельского в человеке… Она была создана для него, он впитывался в нее, как вода — в черную, вечную землю, он исчезал, растворялся и возрождался вновь…

Ночью Лавров проснулся от неприятного чувства. Смятые простыни, распахнутые шторы и полная луна, глазеющая в комнату. Ну конечно же! Он не любил лунного света. Ночь уже шла к завершению, за окном, в кронах тополей, сонно пробовали голос какие-то мелкие беспокойные птахи. Но признаков рассвета пока не было видно. Новоиспеченный супруг обхватил голову руками и застонал. Бог мой, он вел себя как животное, как кабан на грядке топинамбура, он заснул сразу же, как отрубился! Лавров немного отстранился, чтобы увидеть свою жену, но только усугубил свои мучения, почувствовав новый прилив желания. Это все же первая брачная ночь! Он должен был быть нежным! И, преодолевая любовную амнезию, стал припоминать, как она вела себя, что говорила, что делала, и постепенно успокаивался. Мужская эгоистичная натура мало-помалу побеждала нервного и чувствительного влюбленного в нем, она говорила, что все прошло как нельзя лучше, что новобрачная разделила с ним и горение, и финал этой дивной ночи.