— Ты действительно наследница Киниски, Эгесихора. Но как случилось тебе оказаться на дороге? Слава богам!

— Я заезжала за тобой кататься, а ты поехала в Ликей. Не стоило труда понять, что ищешь отца Гесионы, и это встревожило меня. Мы не умеем говорить с мудрецами, а они недолюбливают гетер, если те и красивы и умны. По их мнению, сочетание этих свойств в женщине противоестественно и опасно… — спартанка звонко рассмеялась.

— И как ты сообразила явиться вовремя?

— Я проехала от Ликейской рощи к горам, осталась там ждать с лошадьми и послала конюха стоять на повороте и следить, когда ты поедешь. Он прибежал с известием, что вас бьют философы, но, видимо, промедлил. Я едва успела, бросив его на дороге.

— Что будем делать? Надо скрыться, чтобы избежать наказания — ты покалечила моих врагов.

— Я проеду к Семи Бронзам, где живет Диорей, отдам ему колесницу, а потом поедем купаться на излюбленное тобой место. Пусть твой эфеб едет за мной до поворота, а там ждите!

И отважная спартанка понеслась на своей бешеной четверке. Она вскоре вернулась пешком, и все три девушки, включая Гесиону, резвились, плавали и ныряли до вечера в уединенной бухточке, той самой, куда два года назад выплыл Птолемей.

Утомившись, Таис и Эгесихора растянулись рядом на песке, гудевшем под ударами волн, как бронзовый лист в полу храма. С визгом и скрежетом катилась галька с уходившего под воду откоса, и благодатный ветер нежно касался усталых от зноя тел. Гесиона сидела у самых заплесков. Обхватив колени и положив на них подбородок, она напевала что-то неслышное в шуме волн.

— Разгневанный Стагирит подаст на тебя жалобу гинекономам, — сказала Таис, — он не простит нам.

— Меня он не знает, — поддразнила спартанка, — а ты назвалась ему. Скорее всего, он пришлет десяток своих учеников разгромить твой дом и изнасиловать тебя!

— Придется просить друзей ночевать у меня в саду. Может быть, нанять двух-трех вооруженных сторожей — это будет проще, только подобрать людей похрабрее, — задумчиво сказала Таис, — они мне надоели, мои афинские друзья.

— Я не боюсь Стагирита, даже если дознаются, кто наехал на философов, — твердо молвила Эгесихора. — Ведь я уже решила плыть со спартанцами в Египет. Об этом я и хотела сказать тебе на прогулке.

— Так что же ты молчала? — Таис поднялась и уселась на коленях, сообразила нелепость своего упрека, рассмеялась и снова озабоченно нахмурилась. — И ты бросаешь меня одну, без тебя, в Афинах?

— Нет, зачем же, — невозмутимо парировала Эгесихора, — ты едешь со мной.

— Я не обещала этого ни тебе, ни себе самой!

— Так решили боги. Я была у прорицателя, того, чье имя не произносят, как и богини, которой он служит.

Таис вздрогнула и побледнела, зябко согнув гибкие пальцы на ногах.

— Зачем, зачем ты сделала это?

— Мне трудно расстаться с тобой, а я должна была дать ответ Эоситею Эврипонтиду.

— Он из древнего рода лаконских царей? И что ты сказала ему?

— Да!

— А что сказал тот, кто видит вдаль?

— Что тебе будет дорога кольцом на много лет. И мне, но мой путь — короток, хотя буду вместе с тобой до его конца…

Таис молча смотрела перед собой в каменистую осыпь склона на трепещущие под ветром былинки. Эгесихора следила за ней, и странная печаль углубила уголки полного, чувственного рта спартанки.

— Когда они плывут? — вдруг спросила Таис.

— В двадцатый день боэдромиона из Гития.

— А туда?

— За неделю до того надо плыть из Пирея. Его собственный корабль возьмет нас со всем имуществом.

— Осталось не много времени, — молвила Таис, поднимаясь и отряхивая песок с живота, бедер и локтей. Встала и Эгесихора, разделяя ладонью вьющиеся пряди тяжелых волос. Гесиона подбежала к Таис с куском ткани, служившим для стирания соли, обтерла и лакедемонянку. Почти не разговаривая, подруги доехали до дома Таис. Эгесихора, скрыв лицо под покрывалом, в сопровождении сильного конюха пошла домой уже в сумерках.

На следующий день вся Агора возбужденно обсуждала приключение у Ликейской рощи. Афиняне — большие любители судачить и сплетничать — изощрялись в описании ужасной катастрофы. Число покалеченных неуклонно возрастало, к полудню достигнув пятнадцати. Имя Таис повторялось то с восхищением, то с негодованием в зависимости от возраста и пола говоривших. Но все почтенные женщины сходились на том, что надобно проучить «та метротен Кресса» (критянку по матери), в своей наглости не постеснявшуюся нарушить покой обители великого мудреца. Гинекономы уже послали своего представителя к Таис, чтобы вызвать ее в суд для дачи показаний. И хотя сама Таис не обвинялась в серьезном преступлении и, кроме денежной пени, ей ничего не грозило даже при несправедливом обороте дела, ее подруга могла понести суровое наказание. Свидетели видели женщину, несущуюся на колеснице, а весь город знал, что тетриппой — четверкой лошадей — могла управлять только гетера Эгесихора. Ее покровители задержали дело, но вскоре выяснилось, что один из сыновей влиятельного и знатного Аристодема изувечен копытами и колесами. Еще три ученика Стагирита требовали удовлетворения за поломанные ребра, руку и ногу. И в «тяжелые дни» Метагитниона — три последние дня каждого месяца, посвященные умершим и подземным богам, — Эгесихора ночью внезапно явилась к подруге в сопровождении своих рабов и целого отряда молодых людей, нагруженных узлами с наиболее ценным имуществом.

— Все, кончено, — объявила спартанка, — я продала остальное!

— А лошади?! — испуганно воскликнула Таис.

Хмурое лицо подруги вдруг просияло.

— Они уже на корабле, в Мунихиоие. И я сама буду там еще до рассвета. Что же, прорицатель оказался неправ, и воля богов разлучает нас.

— Нет! — пылко сказала Таис. — Я решила тоже…

— Когда решила?

— Сейчас.

Лакедемонянка сжала подругу в сильных объятиях и вытерла слезы радости о ее волосы.

— Но мне нужно время, чтобы собраться. Я не буду продавать дом, а оставлю его верному Акесию. И садовник с женой тоже останутся. Других — Клонарию, Гесиону и конюха — я возьму с собой. Нужно дня три…

— Пусть будет так: мы плывем в Эгину, а через три дня вернемся за тобой.

— Нет, лучше не возвращайся, а жди меня в Гераклее. Я найду моряков, которые охотно и не привлекая ничьего внимания перевезут меня. Поспешим, мы всё решили.

— Таис, милая! — Эгесихора еще раз обняла ее. — Ты сняла камень с моей печени!

И спартанка, напевая, стала спускаться на Пирейскую дорогу во главе своего импровизированного отряда.

«Я сняла, а ты положила», — подумала Таис, глядя вслед бодрой лакедемонянке. Она перевела взгляд вверх на свои любимые высокие созвездия над черными остриями