В полном молчании сперва у Антона, потом у меня на руках разомкнули наручники. После чего двое боевиков подхватили раненого командира под руки и бегом поволокли к выходу. Следом устремились остальные – я подсчитал: шесть рыл. С таким позором они, наверное, не покидали еще ни одно поле боя.

Антон, провожая взглядом обратившихся в бегство противников, выразительно хмыкнул и сокрушенно покачал головой: мол, какими крутыми эти костоломы были десять минут назад, когда вламывались к нам через окно; и каковы они сейчас, когда, поджавши хвосты, сливаются через дверь. Мой соратник еще не вышел из образа и вовсю красовался перед скрытыми камерами, ничуть не заботясь о раскрашенном носе, о залитой кровью рубашке, о начавших уже заплывать от удара глазах.

Зато я, наконец ощутив себя в безопасности, сразу вспомнил о своих покалеченных почках.

О которых на время забыл.

Увы, только на время.

Притом на очень короткое: уж слишком настойчиво почки старались вновь обратить на себя внимание хозяина, посылая довольно мощные импульсы боли.

«Ч-ч-черт! В лучшем случае предстоит несколько дней писать кровью. В худшем… – поморщился я. – Нет, о такой перспективе лучше не думать. А сейчас… сейчас надо срочно связаться с монтажкой. Как там дела? Завершили сюжет? Или я все еще (с расквашенным носом и болезненной миной на физиономии) красуюсь на телеэкранах Санкт-Петербурга?»

Я поискал взглядом свой сотовый. В тот момент, когда в кафе посыпались гости, я его, даже не закрыв крышечку, бросил на стол. Он должен был лежать рядом с Антоновой рацией.

Что ж, рация на месте. А сотового нет. Ни на столе, ни под столом, ни в обозримом пространстве.

– Дерьмо! – усмехнулся я и тут же скривился от боли, пронзившей поясницу. Смеяться и делать резкие телодвижения мне сейчас было противопоказано. – Эти жлобы прикарманили мой телефон.

– Мой тоже, – не удивился этому факту Антон. – Ничего, их сейчас перехватят. Обыщут. Похищенное изымут. Воришек примерно накажут. Не плачь, получишь назад свою трубку.

«Это когда еще получу! – расстроился я. – А позвонить Никите надо прямо сейчас».

– Здесь есть городской?

Антона мой идиотский вопрос развеселил.

– В этой дыре?!! Жди! – И предложил мне решение проблемы, до которого я, как ни странно, не додумался сам (возможно, на остроту моего мышления влияли отбитые почки). – Если хочешь связаться со студией, включи телевизор.

«Хм, неплохая идея, – признал я. – Раз уж Ольге не удалось взять в режиме он-лайн интервью у антигероя, так пускай удовлетворится общением с героем».

Антон забрал со стола рацию и, потрепав по пути за плечо мальчика Леху («Поднимайся, дружище. Все закончилось. Плохие дяди ушли»), скрылся за маленькой дверью служебного помещения. То, что он собирался обсуждать по рации, для ушей телезрителей не предназначалось.

Я же поднял с пола брошенный маленьким командиром пульт, нажал на кнопочку и еще раз посмотрел по телевизору, как Антон ободряет замершего возле стойки молодого человека с крысиной мордочкой: «…плохие дяди ушли».

Ракурс сменился. Теперь в кадре крупным планом был я – поднимающий с пола пульт под ехидный комментарий доброй девочки Оли.

– …еще один безрукий будет целую вечность искать наш канал…

«Мимо, стервоза! – молча улыбнулся я. – На НРТ попал сразу. А за безрукого я с тобой посчитаюсь. Погоди, вот только вылечу почки».

* * *

Антон оказался прав: телефон мне вернули.

Приблизительно через час после успешной развязки и бегства противника в кафе объявился Данила, оценил взглядом изуродованное незваными гостями окно и, поздоровавшись, уселся за столик, за которым мы с молодым человеком по имени Леха пили кофе и, словно старые бабки, увлеченно обсуждали свое пошатнувшееся здоровье.

К тому времени я успел дать Ольге пространное интервью, умыться, а также выйти на улицу и выкурить сигарету, отметив при этом, что в пустынном еще час назад дворе сейчас царит небывалое оживление – обитателям окрестных домов дружно приспичило пойти прогуляться с собаками. Несомненно, все они, узрев, что под окнами амбалы в бронежилетах и масках штурмуют кафе (а кто и узнав в показанном по НРТ сюжете незатейливый интерьер родной «Чаши Грааля»), оперативно понацепляли на своих домашних питомцев ошейники (собака – не только друг человека, но и замечательный повод убраться на время из дому) и поспешили поближе к месту событий. Ведь смотреть боевик вживую куда как интереснее, чем по телеку.

Впрочем, надо отдать должное местным: они не докучали своим любопытством, не лезли с расспросами и строго соблюдали дистанцию, стараясь не приближаться к кафе ближе чем на сотню шагов.

Вышел Антон, куда-то собрался на своем «Мерседесе». Я попытался увязаться за ним, но был аккуратно отшит:

– Оставайся, дружище. Так мне будет спокойнее. – Антон многозначительно посмотрел на кучкующихся поодаль праздных зевак. – Кому-нибудь из этих ослов вполне могло прийти в голову вызвать ментов. Ничего удивительного, если они сейчас нагрянут, на этот раз уже настоящие. Придется отбрехиваться. А Леха один с этим не справится.

Я обреченно вздохнул: снова общаться с людьми в камуфляже мне абсолютно не улыбалось. С избытком хватило отбитых почек и распухшего носа. Но кто, как не я, инициировал сегодняшний блудняк; кто, как не я, так рвался разобраться с барсеточниками?! Теперь – ничего не поделаешь – приходилось влачить этот крест до конца.

– Дерьмо! – пожаловался я.

– Эт'точно! – согласился Антон. И пообещал, отъезжая: – Сейчас пришлю на подмогу кого-нибудь из наших.

На подмогу прибыл Данила.

– Твое добро? – положил он передо мной серебристую «раскладушку».

– Мое, – обрадовался я.

Мне бы очень не хотелось терять телефон. Как-никак, он относился к числу тех немногих вещей, которым удалось пережить пожар (не только в квартире, но и по жизни), и был дорог мне (да простят меня за банальность) как последний осколок того безмятежного прошлого, коим я наслаждался еще в до-«Подставный» период.

Тогда я жил в коммуналке в Веселом Поселке. Тогда я и не представлял, что, оказывается, где-то за кулисами общественной жизни скрывается некая могущественная полу правительственная структура с бесхитростным названием «Организация». Тогда я иногда терял здравый рассудок и на полном серьезе задумывался, а не жениться ли на волынячке с тяжелым характером Стасе. И ничего не знал о девочке с лиловыми волосами и красивым, но неудобным именем Василиса.

Тогда не было желающих поджечь мою машину. Тогда никому не пришло бы в голову разряжать мне в окно гранатомет. Тогда я и помыслить не мог, что менты будут выстраиваться в очередь, чтобы надавать мне дюлей. А единственными, кто портил мне жизнь, были толстый проныра Паша Сенявин и мать-командирша Софья Сергеевна Крауклис.