«Кажется, я не нужна», — подумала старушка. Тихо затворила она опять дверь и оставила любовников одних.

Орас вернулся с неблагоразумной настойчивостью к вопросу об отложенной свадьбе. При первых словах, произнесенных им, она тотчас отступила назад — с грустью, не сердито.

— Не приставайте ко мне сегодня, — сказала она, — я не совсем здорова.

Он встал и тревожно посмотрел на нее.

— Могу я поговорить об этом завтра?

— Да, завтра.

Она вернулась к дивану и переменила тему разговора.

— Как долго нет леди Джэнет! — сказала она. — Что может задерживать ее так долго?

Орас употребил все силы, чтобы показать, будто он интересуется продолжительным отсутствием леди Джэнет.

— Зачем она оставила вас? — спросил он, стоя за спинкой дивана и наклоняясь к Мерси.

— Она пошла в библиотеку написать записку к своему племяннику. Кстати, кто ее племянник?

— Неужели вы не знаете?

— Право, не знаю.

— Вы, без сомнения, слышали о нем, — сказал Орас. — Племянник леди Джэнет знаменитый человек.

Он замолчал и, наклонившись ближе к Мерси, приподнял локон, лежавший на ее плече, и прижал его к губам.

— Племянник леди Джэнет, — продолжал он, — Джулиан Грэй.

Она вскочила и оглянулась на него со смущением, изумлением, страхом, как бы сомневалась в здравости своего ума. Орас был также приведен в крайнее изумление.

— Любезная Грэс, — воскликнул он, — что я сказал или сделал такое, что вы так испугались?

Она молча протянула руку.

— Племянник леди Джэнет Джулиан Грэй, — повторила она медленно, — а я узнала об этом только теперь!

Недоумение Ораса увеличилось.

— Моя дорогая, теперь, когда вы знаете это, что вас пугает? — спросил он.

Было отчего испугаться самой смелой женщине на свете в таком положении и с таким темпераментом, как у нее. Для ее воображения представление личности Грэс Розбери вдруг приняло новый вид, вид предопределения. Оно слепо привело ее в тот дом, в котором она должна была встретить проповедника приюта. Он приближался — тот человек, который затронул самую глубину ее сердца, который повлиял на всю ее жизнь! Неужели день расчета приближается вместе с ним?

— Не обращайте на меня внимания, — сказала она слабым голосом, — я была больна все утро. Вы видели это сами, когда вошли сюда, даже звук вашего голоса испугал меня. Мне сейчас будет лучше. Я боюсь, что испугала вас.

— Милая Грэс, по выражению вашего лица было видно, что вы как будто испугались звука имени Джулиана. Я знаю, что он знаменит, и я видел, как женщины вздрагивали и не спускали с него глаз, когда он входил в комнату. Но вы казались поражены испугом.

Она собралась с мужеством, с отчаянным усилием она засмеялась — жестким, тревожным смехом — и остановила Ораса, закрыв ему рот рукою.

— Вздор! — сказала она небрежно, — как будто мистер Джулиан Грэй имеет какое-нибудь отношение к моему лицу! Мне уже лучше. Посмотрите сами.

Она посмотрела на него с призрачной веселостью и улыбнулась в отчаянной попытке показаться равнодушной к племяннику леди Джэнет.

— Разумеется, я слышала о нем, — сказала она. — Вы знаете, что его ждут сюда сегодня. Не стойте позади меня — так трудно говорить с вами. Подойдите сюда и сядьте.

Он повиновался, но она еще не была им довольна. Лицо его еще не потеряло выражения беспокойства и удивления. Она настойчиво играла свою роль, решившись уничтожить в нем всякое подозрение в том, что она имеет причины бояться Джулиана Грэя.

— Расскажите мне об этом знаменитом человеке, — попросила она, непринужденно взяв Ораса под руку, — каков он?

Ласковое прикосновение и непринужденный тон произвели свое действие на Ораса. Его лицо начало проясняться, он также небрежно ответил:

— Приготовьтесь увидеть самого нерелигиозного пастора. Джулиан — заблудшая овца между пасторами и заноза в боку его епископа. Проповедует, если его попросят, в капелле диссидентов. Отказывается от всяких притязаний на пасторскую власть и пасторское влияние. Делает добро по собственному своему плану. Твердо решил никогда не занимать высокий пост в своей профессии, говорит, что для него довольно высокое место быть архидиаконом огорченных, деканом голодных и епископом бедных. При всех своих странностях добрейший человек. Чрезвычайно любим женщинами, они все обращаются к нему за советами. Я желал бы, чтобы и вы обратились.

Мерси изменилась в лице.

— Что вы хотите сказать? — спросила она резко.

— Джулиан славится силою своих убеждений, — сказал Орас улыбаясь. — Если он заговорит с вами, Грэс, он уговорит вас назначить день нашей свадьбы. Не попросить ли мне Джулиана походатайствовать за меня?

Он сделал это предложение в шутку. Беспокойное воображение Мерси приняло его всерьез.

"Он это сделает, — подумала она с чувством несказанного ужаса, — если я его не остановлю! "

У нее была только одна возможность для этого. Единственный верный способ не дать возможность Орасу обратиться к Джулиану состоял в том, чтобы исполнить желание Ораса прежде, чем его друг войдет в дом. Она положила руку на его плечо, она скрыла страшное беспокойство, терзавшее ее, под видом притворного кокетства, на которое и тяжело, и жалко было смотреть.

— Не говорите пустяков! — сказала она весело. — О чем мы сейчас говорили, раньше чем начали говорить о мистере Джулиане Грэе?

— Мы удивлялись, куда девалась леди Джэнет, — ответил Орас.

Она нетерпеливо хлопнула его по плечу. — Нет! нет! Вы что-то говорили до этого.

Глаза ее дополнили то, что слова недосказали. Орас обнял ее за талию.

— Я говорил, что люблю вас, — ответил он шепотом.

— Только это?

Она очаровательно улыбнулась.

— Вы точно серьезно желаете…

Она остановилась и отвернулась.

— Нашей свадьбы?

— Да.

— Это самое дорогое желание мое.

— В самом деле?

— В самом деле!

Наступило молчание. Пальцы Мерси нервно играли брелками, висевшими на ее цепочке от часов.

— Когда вы хотите? — спросила она очень тихо, устремив все свое внимание на цепочку от часов.

Она никогда не говорила, никогда не смотрела так, как теперь. Орас боялся поверить своему счастью.

— О, Грэс! — воскликнул он. — Вы не шутите со мною?

— Что заставляет вас думать, будто я шучу с вами? Орас был настолько наивен, что ответил ей серьезно.

— Вы не позволяли мне сейчас заговорить о нашем браке, — сказал он.