Требование это странно, ибо, как случайно выясняется, тяжба длится уже двадцать четыре года. Более того, существо дела было хорошо всем известно. Однако боги-судьи, как только могут, уклоняются от решения, чтобы только не занять чью-либо сторону. Приходится спрашивать совета у саисской богини Нейт; но, поскольку речь идет о важной персоне, ее невозможно вызвать в суд, и ей составляют послание, которое демиург диктует Тоту. В послании он начинает жаловаться. В то время как Себек, сын Нейт, говорит он, не причиняет матери никакого беспокойства, у него, царя богов, есть сын, дошедший до того, что он дал себя убить, и теперь его отец оказался обременен хлопотами о его наследии. «Скажи нам, что нам делать», — спрашивает он у богини. На этот раз ответ лишен всякой двусмысленности: законные права следует уважать, и Хору следует вернуть трон его отца. Тем не менее богиня остроумно советует во избежание продолжения конфликта возместить убытки Сету, поскольку хорошо понимает, что тот считает себя ущемленным. Боги ликуют, читая это послание, поскольку считают это компромиссное решение приемлемым для всех.

Между тем демиург, видя сопротивление своей воле возвысить Сета вопреки всему, вновь вспыхивает гневом: он обвиняет юного Хора в том, что тот слишком слаб и мягок для возложенного на него бремени. Смятение достигает теперь своей вершины. Боги в ярости; один из них, Бабаи, который еще встретится нам дальше, забывается настолько, что наносит тяжкую обиду владыке мира. Тот, уязвленный, замкнувшийся в своем достоинстве, отправился предаваться досаде в свои покои. Собрание оказывается прерванным на неопределенный срок и расходится; каждый из его участников возвращается к своим делам. Разбирательство оказывается остановлено, по крайней мере до тех пор, пока царь богов остается в своем затворничестве.

Ситуацию, грозившую растянуться навечно, решает переломить богиня Хатхор. Она отправляется к своему отцу и поднимает перед ним свои одежды, чтобы вызвать его смех. Это действие, которому, как известно, свойственно исцелять мрачное расположение духа у богов, произвело немедленный эффект. Владыка богов возвращается в мир, и процесс продолжается. Позиции сторон не претерпели изменений. Сет продолжает демонстрировать свою силу, зная, что этот аргумент хорошо действует на демиурга. Большинство богов остались на позиции защиты правого дела, в то время как другие пытались улестить своего владыку и его любимца. Пока боги пытались сломить упрямство своего господина, Хор и Сет за пределами судебного зала сошлись в единоборстве, не стремясь, однако, достичь настоящего решения своего спора. Дело, без сомнения, грозило растянуться навечно, если бы Тот в качестве последнего средства не предложил обратиться к Осирису, отцу Хора. Владыка мира согласился на это, и совещание состоялось вновь посредством обмена посланиями. Иной мир находится далеко, и переписка с ним идет медленно; однако ответ прибыл. Нетрудно догадаться, что Осирис горячо принимает сторону своего сына и дивится, что отпрыску столь могущественного бога, как он, чинится зло. Демиург, похоже, относится к его ответу свысока и напоминает о своем положении творца всего сущего. Осирис, однако, не теряется. «Прекрасно, воистину, все, что ты сделал, создатель Эннеады! Однако допущено, что правосудие поглощено в подземном мире», — отвечает он иронически. События отчетливо показывают, что правосудие покинуло мир богов.

Не скупясь на аргументы в споре, Осирис грозит сообществу богов своими посланцами смерти, которым ничто не может сопротивляться, если те пренебрегут законным правом. Эта угроза ужасает настолько, что на этот раз все приходят к единому мнению. Дело в том, что эти посланцы, подобно греческим эвменидам, действительно обладают всей властью над теми, кто творит беззакония, независимо от того, о ком идет речь. После этого дело приобретает забавный оборот; владыка мира грубо набрасывается на Сета вопреки тому, что только что его защищал: «Почему ты противишься, чтобы вас рассудили, и ищешь власти, принадлежащей Хору?» После такого лицемерного выпада Сету остается лишь изобразить удивление: «Ничего подобного, мой прекрасный господин! Разве не призвали Хора, сына Исиды, и разве не отдали ему власть его отца Осириса?» Дело решено, и белая корона Юга, которой недоставало Хору, была отдана ему, что позволило ему править обеими частями наконец объединенной страны.

Учитывая, что с начала спора боги считали неправым Сета, признанного виновным в убийстве брата, приходится признать, что правда восторжествовала с трудом и только под самой страшной угрозой, которая заставила склониться даже царя богов. Последний, впрочем, уступил не полностью и потребовал, чтобы осужденному было поручено помогать ему сражаться в солнечной ладье с его космическими врагами. Мы уже видели, что злоба Сета так и не улеглась. Дальнейшие проявления им агрессии и подлости привели к его изгнанию из Египта. В этой истории раскрываются сомнения и скрытые мысли сообщества богов, всё то, что сильно повлияло на ход процесса, во время которого личные интересы богов, связанные с положением каждого из них в иерархии, одерживали верх над правосудием как таковым. Пристрастность царя богов, не раз вышедшая здесь на первый план, не есть удел его положения: в иных случаях она свойственна и всем другим богам. Пристрастность проявляет даже тот, кто должен играть роль беспристрастного и справедливого арбитра — сам Тот. Рассказ о другой тяжбе позволит нам убедиться в этом.

По причине, которая в точности неизвестна, спор учинили Тот и Бабаи. В сообществе богов последний пользовался не очень хорошей репутацией. Задира, распутник, грубиян — как мы уже видели, однажды он оскорбил даже владыку мира, — он исполнял беспокойную обязанность палача приговоренных к смерти. Чтобы разрешить спор, были созваны малая и большая Эннеада (гелиопольское семейство и другие боги). Члены Эннеады должны были выступать не только как судьи, но и как свидетели обвинения. Бог Тот подводит их к царю богов, который спрашивает их мнение. К его удивлению, они предпочитают отмалчиваться. Тогда Бабаи решает перейти в наступление и обвиняет Тота в краже даров, предназначенных Ра. На Тоте в самом деле лежала обязанность распределять их между богами, и это обвинение тяжко, поскольку касается дела жизненно важного. Кроме того, такое обвинение предполагает, что, поскольку в его рассмотрении Тот не может быть беспристрастным, он не должен исполнять роль арбитра. Когда об этом заходит речь, боги обеих Эннеад немедленно возвышают свой голос: они начинают кричать о скандальности и лживости этого обвинения, утверждая, что не замечали ничего подобного. Это позволило Тоту назвать виновным Бабаи, притом что претензии обеих сторон друг к другу не были ни рассмотрены, ни даже оглашены. Тот также избегает ответа на обвинение истца. Только после того как он сам уже произнес приговор своему противнику, царь богов наконец решает высказаться и утвердить его: «Тот прав, а Бабаи виновен». Дело явно пахнет подтасовкой; Тот одновременно оказывается и судьей и одной из сторон в разбираемом деле, естественно, извлекающей пользу из собственной судейской пристрастности; Ра, верховный бог, не вмешивается в процесс и позволяет подвести себя к решению, уже выработанному общим мнением. Обе Эннеады демонстрируют свой конформизм по отношению ко всем вовлеченным в дело силам. Тот, как известно, был очень влиятельным членом сообщества богов, правой рукой демиурга; Бабаи же, вопреки своему палаческому ремеслу, практически не имел влияния. Рассмотрение его дела — это лишь видимость процесса. Он конечно же продолжает выдвигать свои обвинения, «снова говорить о злодеянии Тота», как рассказывается в нашем тексте. Пытаясь заставить Бабаи замолчать, Тот пускает в ход свои магические силы, чтобы выставить его на всеобщее посмешище и унизить. Пренебрежение правосудием выглядит здесь тем более вопиющим фактом, что обвинение Бабаи в адрес Тота обосновано — об этом мы знаем из другого источника, — и это известно Эннеаде.