– Некромант поцарапал тебя очень сильно. Не советую впредь прикасаться к любому животному, пока оно тебе этого не позволит.

– Постараюсь запомнить, – сухо ответил он.

Закончив обработку раны, Мири стала прикасаться к ране более нежно. Уже очень давно никто не дотрагивался до него с добрыми намерениями. Ее нежность оказалась для него гораздо более соблазнительной, чем вид ее тела. Желание Симона оттолкнуть ее оказалось внезапным и инстинктивным. Но у него совершенно не нашлось сил пошевелиться. Оставалось лишь покорно отдать себя в заботливые руки женщины, которая хотела его смерти.

– Так почему ты этого не сделала, Мири? – спросил он.

– Не сделала что?

– Не убила меня, когда у тебя была такая возможность. На твоем месте я бы сделал именно это.

Продолжая обрабатывать рану, она в раздражении нахмурилась, и на лбу у нее появилась маленькая гневная морщинка.

– Я Дочь Земли. Я должна приносить добро, а не зло.

– Только это тебя остановило?

– Н-нет. Думаю, еще потому, что слишком сильно тебя пожалела. Мысль о том, что ты умрешь, и кровь зальет мои руки…

Она содрогнулась.

– Значит, ты не слишком презираешь меня?

– Похоже, что нет.

Мири посмотрела на него, и улыбка наконец-то появилась на ее лице. Едва заметное движение губ, но у Симона от этого словно камень с души свалился. Он почти забыл силу этих волшебных глаз. Его словно светом залило, со всей силой лунного прилива на непокорном море, заставив ощутить это необъяснимое взаимопритяжение, которое всегда было между ним и Мири. Но главное – он был абсолютно уверен, что она чувствовала то же самое.

Она покраснела и отпустила его руку.

– Ну вот. Кровотечение прекратилось. Похоже, нападение Некроманта для тебя не смертельно, но… – Она присмотрелась, впервые заметив рану на руке. – Господи, это еще что такое? – воскликнула она с иронией. – Ты пытался погладить медведя?

Симон отступил от нее, прикрыв рану другой рукой:

– Нет, это всего лишь память о встрече с ведьмой прошлой ночью.

– О? – Голос Мири стал более серьезным. – И… и как, мудрой женщине удалось избежать этой встречи?

– Ведьма мертва. – Мири побледнела, и Симон молча отругал себя за неосторожность. – Не от моей руки, – поспешил он добавить.

Но Мири уже пятилась от него. Глаза, которые минуту назад были такими добрыми, теперь наполнились упреком.

– Однажды ты похвалился, что, едва заподозрив в ком-то ведьму, сразу же вонзаешь в нее свой меч.

– Это была лишь похвальба чванливого юнца, который старался выглядеть как можно беспощаднее. На самом деле я никогда себя так не вел. – Ради справедливости Симон добавил: – По крайней мере, надеюсь, что это было так. Женщина сорвалась с обрыва, когда хотела убить меня. Я даже пытался вытащить ее, но она, вцепившись мне в руку, сорвалась на скалы внизу и упала в море. Уверяю тебя, она не была мудрой женщиной. Совершенно точно могу сказать, что это была Богом проклятая ведьма, агент Серебряной розы.

– Серебряной розы?

– Да, моего врага, о котором я упомянул в сарае, колдуньи, из-за которой я проделал весь этот путь, чтобы рассказать тебе о ней.

Он испугался, что Мири не захочет его слушать. Она отошла подальше, смерив его тревожным взглядом. Симон пожалел, что вообще упомянул о погибшей колдунье, но он обещал себе быть на этот раз предельно откровенным.

– Мири, пожалуйста, – напомнил он. – Ты обещала выслушать меня.

По лицу ее было видно, что в ней происходит внутренняя борьба. Наконец она грустно кивнула и указала на один из стульев возле стола.

– Лучше сядь и расскажи все по порядку.

– Я еще не просох.

– Это ничего. – Она тревожно взглянула на него: – У меня нет ничего сухого для тебя, но я выслушаю, если ты ничего не будешь снимать с себя.

– Я и не собирался. Не хотелось бы обнажаться перед колдуньей и ее котом.

Он попытался улыбнуться, но ответной реакции не встретил. Когда Симон пододвинул стул поближе к камину и сел, Мири поспешила к буфету, достала две кружки. Она старалась отогнать от себя образ несчастной женщины, разбившейся о скалы. Симон говорил, что она погибла не от его руки. Как же Мири хотела ему поверить!

Симон откинулся на спинку стула и вытянул свои длинные ноги к огню. Когда Мири подошла к нему, он их убрал, чтобы дать ей подойти к котелку. Мокрые бриджи и льняная рубашка прилипли к телу, подчеркнув мощный торс. При виде его в памяти девушки возник совсем другой образ, непохожий на сладость их первого и единственного поцелуя: воспоминание, когда она была с Симоном в его спальне в таверне в Париже. Он подошел к ней, загнав в угол, наклонившись так низко, что она почувствовала его дыхание. Его крепкая грудь почти касалась корсета её платья.

Он намеревался предупредить Мири, чтобы она держалась от него подальше, и ему это определенно удалось. А также кое-что еще: он сумел вызвать у нее в крови такой пожар, который был страстнее, неистовее, чем что-либо, испытываемое ею прежде. Она впервые вкусила страсть…

Ее бросило в жар, но не от огня в очаге. Наливая горячий отвар в кружки, она постаралась подавить в себе напоминание.

– Вот, – сказала она, подавая кружку Симону, старательно не поднимая глаз выше его сильной шеи.

– Что это? – поинтересовался он, принимая напиток.

– Чай из трав, варить который научила меня Арианн, хорошо восстанавливает силы и от простуды помогает.

Симон понюхал отвар, устало вдохнув его аромат.

– Не отрава, если ты боишься именно этого.

Симон пожал плечами:

– Мне безразлично, отрава или нет.

– Не говори таких ужасных слов.

Ом посмотрел на нее с удивлением, и она серьезно продолжила:

– Это все равно что плюнуть в лицо Богу и разгневать всех добрых духов земли, если так мало ценить свою жизнь, которая дана нам как высшая ценность.

– Даже если кто-то плохо с ней обращается?

– Никогда не поздно измениться, Симон, выбрать другой путь.

Он промолчал, подув на чай, чтобы остудить его, и осторожно отхлебнул немного. Но когда Мири налила себе из того же котелка, он произнес:

– Около двух лет назад я действительно начал кое-что другое. Еще когда был в фаворе у короля. Он дал мне лучший кусок земли. Я попытался осесть, построил дом, конюшню. Хотел заняться разведением лошадей.

Мири повернула голову и с любопытством поглядела на него.

– Что же случилось?

Держа кружку в своей огромной руке, Симон уставился в нее.