Вот мне бы насторожиться от задумчивых интонаций в его голосе, но я так увлеченно шмыгала носом, вытирая пальцами слезы, что пропустила все предупреждения мимо ушей. К тому же, в его руках оказалось неожиданно так тепло и уютно, а еще от Хомяка пахло смесью мускуса, морской свежести и чем-то пряным, похожим на перец или гвоздику. Так что, закрыв глаза, я медленно дышала, чувствуя, как меня начинает отпускать.

Ровно до того момента, как мне на ухо серьезным тоном, с завидной уверенностью не ляпнули:

- Видимо, влипать в неприятности твоя суперспособность, Чайка. И теперь ты и шагу не сделаешь без моего ведома. Во избежание, так сказать.

Сначала мне показалось, что я ослышалась. Серьезно, я даже ущипнула себя за запястье, пытаясь убедиться, что мне это не снится. А этот идиот не придумал ничего лучше, чем схватить меня за плечи и, глядя в глаза, уточнить:

- Ты меня поняла, Белоярцева?

- Хованский, - громко шмыгнув носом, я растерянно переминалась с ноги на ногу. А потом не выдержала, и приложила ладонь к его лбу. - Тебя по голове ударили, да?

От моего невинного, в принципе, вопроса у Хомяка почему-то по щекам заходили желваки. Точно ударили, не иначе! Может, не в клубе, может, раньше, на гонках. В конце концов, такие места не для приличных старост. Пусть и надоедливых.

- Слушай, может, в аптеку? Или лед приложить? - обеспокоенно спросила я. Ну, а что? Вдруг он реально именно из-за меня пострадал. Надо хотя бы ради приличия поддержать.

- Чайка! - цапнул меня за каким-то лешим за руку мой спаситель. - Никто меня по голове не бил, все нормально.

Да? То есть не так, совсем с другими интонациями: “ДА?!”

- А что тогда за рабовладельческие замашки? - сердито переспросила вслух. - Хованский, у нас рабства в принципе никогда не было. Крепостное право - чуть другая вещь. Да не суть. Его тоже в 1861 году отменили. И напоследок. Я не согласна быть твоей холопкой, хоть ты меня и спас. Усек?

- Это был не вопрос, - невозмутимо откликнулся чертов камикадзе. И улыбнулся так многообещающе, что мне стало чуточку страшно. Самую малость, но блин!

Его точно никто не бил, не кусал, а?!

Видимо, этот вопрос читался большими такими буквами у меня на лице. Потому что Хованский фыркнул и любезно уточнил:

- Нет, не кусал. И нет, по голове меня тоже не били. И вообще, Чайка, чем ты недовольна, м?

Вопрос был интересный. Я бы даже сказала с подвохом. И честно над ним размышляла, где-то с минуту, не больше. А потом, так ничего путного и не надумав, вздохнула, тихо попросив:

- Отвези меня домой, а?

Задумчивый взгляд старосты я проигнорировала. Как и осторожные объятия из которых меня не выпускали ни до приезда такси, ни по пути домой, ни провожая до подъезда. И только у домофонной двери соизволили выпустить. Чтобы невинно поцеловать в щёку и безапелляционно заявить:

- Я заеду за тобой в восемь.

- Эй, у меня нет первой пары, - мою вялую попытку достучаться до чужой совести благородно не заметили.

- В восемь, Чайка, - твёрдо повторил Хованский. И хмыкнул, скрестив руки на груди. - И не вздумай сбежать или не прийти.

- А не то что?

- А не то приду и заберу сам, и мне будет абсолютно наплевать в каком виде.

- Слушай, Хомяк, а если я тебе скажу, что ни в каком виде тебя лицезреть не желаю, не прокатит, нет? - как-то обреченно вздохнула я. Меньше всего мне хотелось находиться под хомячковым надзором.

- После того, как ты добровольно мне позвонила? - Илья насмешливо хмыкнул и покачал головой. - Не выйдет, Арин. Так что, до завтра.

И вот это “до завтра” прозвучало как самая натуральная угроза. Так внушительно, что я невольно подумала о том, что надо поставить еще как минимум три будильника. Чтоб уж точно не проспать это рандеву. А когда поняла, о чем думаю, зло фыркнула, открывая дверь подъезда:

- Я еще только всяким властным пластелинам не подчинялась, ага. Напугал ежа голой попой… Хомяк, блин!

Я ворчала пока поднималась до квартиры. Бурчала себе под нос, пока грабила холодильник и еще минут так пять пялилась в потолок, переваривая весь этот чертов день. А потом вытащила телефон и, открыв мессенджер, написала Лизке короткое сообщение о том, что встретила друга и уже дома. И вообще, что я жива, здорова и относительно цела.

Подруга в ответ пообещала допросить меня с пристрастием и выпороть, чтоб больше так не пугала. После чего отправила меня спать и я, в кои-то веки, послушалась чужого совета, вырубившись до того, как успела придумать, как сбежать от самого лучшего старосты университета.

Звонок будильника прозвучал как кара божья, оборвав мой крепкий сон ровно на середине. И назойливо ввинчивался в мой мозг, заставив раз десять пожалеть о том, что на мелодии стоит саундтрек из фильма “Великий шоумен”. В русской версии.

В русской версии, исполненной группой актеров мюзиклов на дне рождении театрального фотографа. Одного из них, который солировал в данном трэке, я бы честно прибила за эти задушевные завывания, от которых встать хотелось хотя бы для того, чтобы оборвать страдания. Свои так точно.

Впрочем, не в обиду его фанатам, с ним всегда так было. Зато просыпаться под него можно быстро. Очень и очень быстро, ага.

Разлепив глаза, я дождалась, когда коварный будильник пойдет на второй круг и с размаху хлопнула по нему ладонью, отрубая адские звуки.  И со вкусом потянулась, размышляя, может, стоит все-таки заменить звонок будильника? А то это “пение” с утра как-то настроения не прибавляет. Разве что настроения стукнуть кого-нибудь лопатой. Или оглоблей.

О, точно! Хомяк! Мне ж от него сбежать надо было, а я все на свете продрыхла. Или?...

- Арин! Тут к тебе пришли! - окрик мамы прозвучал как гром среди ясного неба. И не надо быть семи пядей во лбу, чтоб догадаться кто пришёл и зачем и…

Боже, ну за что мне это, а?!

Илья Хованский

Хованский не был перфекционистом. Да и про педантизм если что и слышал, то очень и очень давно. Но этим утром он и сам не понял, как умудрился собраться и оказаться перед подъездом Чайки за полчаса до оговоренного срока. И еще минут пять рассматривал экран собственного смартфона, всерьез раздумывая над тем, позвонить Аринке или спокойно дождаться ее в машине.

Или подняться в квартиру и понаблюдать за вредной, неугомонной Белоярцевой в естественной, так сказать, среде обитания?

Мысль была интересная и, почему-то, ну очень уж соблазнительная. У них же что ни встреча - то военные действия, что ни разговор - то попытка съесть ложкой мозги оппонента. Серьезно, порою Илья не мог отделаться от мысли, что для спокойного общения с Аринкой ее надо либо все время целовать, либо купить кляп.