Матушка-наставница заказывала апельсиновый сок и принималась читать мой дневник. Она спрашивала, не болела ли я, интересовалась, какие у меня отношения с одноклассниками. Она говорила — если у меня хватит терпения пережить трудные моменты, если буду «держать удар», однажды стану хорошим человеком.

Вода со льдом была такой холодной, что могла заморозить мне кишки. Я спешила доесть лед, пока он не растаял, и не слышала и половины ее слов. Она терпеливо читала запись в моем дневнике, которая, как всегда, заканчивалась словами «я стараюсь, чтобы когда-нибудь стать хорошим человеком». Иногда она спрашивала, какой я хочу стать в будущем и чем собираюсь заниматься. Я хотела как можно скорее стать взрослой. Конечно, все люди, которых я видела вокруг себя, выглядели так, словно стали взрослыми помимо своей воли и были не слишком довольны результатом; старуха домовладелица и наша бабушка с материнской стороны то и дело повторяли, что надеются на скорую и мгновенную смерть, чтобы покинуть наш убогий мир, но я все-таки боялась навсегда остаться одиннадцатилетней.

Матушка-наставница много чего говорила. Утверждала, например, что главное и самое ценное в жизни — сохранять мужество и не терять надежду, что мы с ней хорошо знаем и понимаем друг друга. Я знала, что она навешает меня раз в две недели. А еще я знала, что живет она в очень высоком доме, где по вечерам закатное солнце отражается в окнах золотым пожаром. Она знала мое имя и то, что я люблю красную фасоль с ледяной стружкой. Каждый вечер я делала запись в дневнике, а она потом читала. Она прилагала усилия, разговаривая со мной, а меня интересовали складки ее век и родинка на носу. У меня тоже была родинка — под носом. Возвращаясь домой, я разглядывала в зеркале свое лицо, складки век, родинку. Мы с матушкой-наставницей были похожи.

Когда Уиль шел на осмотр, его укусила собака. В руку, несильно. Жена доктора повела его в больницу. Там ему сделали укол и наложили повязку. Господин Йи прочитал нам с Уилем целую лекцию:

— Те, кого кусает собака, сходят с ума. Превращаются в бешеных псов, которые бродят среди людей и кусают их. Чтобы поправиться, следует положить на рану обгоревшие собачьи шерстинки, а потом съесть саму собаку.

— Мы никогда не ели собачьего мяса.

— Твоему брату оно необходимо. Паренек слишком худой. Сама посмотри, он больше не растет. Будет карликом. Отправляйтесь к целителю, пусть он даст вам собаку.

Господин Йи был прав: за последний год Уиль не прибавил в росте ни сантиметра.

— Твой брат пережил шок. А человек, с которым такое случается, теряет душу. Такое произошло с госпожой Ёнсук, потому она и заболела и никогда не поправится. А ты отвечаешь за младшего брата.

В воскресенье утром мы с Уилем отправились к доктору Чханю. Господин Йи пошел с нами. Собака спокойно лежала в конуре. Доктор Чхань открыл дверь.

— Ваша собака укусила моего брата. Такую собаку нужно убить, — объявила я, выпрямившись во весь свой небольшой рост.

— Как он себя чувствует?

— Нам нужна шерсть, чтобы сжечь ее и приложить к ране. А еще он должен поесть собачьего мяса.

— Это глупое суеверие. Но я могу дать тебе немножко шерсти. Моя жена будет каждый день водить твоего брата в больницу.

— У моего брата шок. Он сойдет с ума.

— Моей собаке делали прививку. В больнице это подтвердят.

Уиль стоял, наклонив голову, и смотрел, как собака спокойно ест из своей миски, никак на нас не реагируя. Земля вокруг будки была усеяна собачьим дерьмом, над которым роились мухи.

— Она укусила моего младшего брата.

Я еще раз повторила заученную дома речь.

— У этой собаки малыши в животе. Она скоро ощенится.

Солнце стояло прямо у меня над головой. Едкий пот заливал глаза. Поев, собака ушла в тень за будкой, а потом легла и принялась устало вылизывать свой живот. Он был большой, свешивался на бок и трепыхался.

— Это малыши, — завороженно прошептал Уиль.

— Вы все еще здесь?

Пообедав, доктор Чхань снова появился во дворе.

— Она укусила моего младшего брата. Он должен поесть ее мяса, — опять выкрикнула я.

От стояния на одном месте ноги у меня затекли и опухли.

Солнце садилось, падавшие на землю тени стали длиннее.

Доктор Чхань вышел из дома осторожными мелкими шажками. Он взглянул на нас невидящими глазами. Я почувствовала, как его взгляд проникает мне в душу через закрытые веки. Доктор резко махнул рукой:

— Забирайте ее.

Он отвязал поводок. Собака медленно подняла с земли свое большое тяжелое тело. Она выглядела усталой, но потянулась, как делала каждый день перед прогулкой. Радостно помахав хвостом, лизнула руку доктора. Господин Йи ждал за воротами. Его смуглое лицо было мокрым от пота. Он схватил собаку и надел на нее намордник. Она рычала и упиралась, но он с ней справился. Всю дорогу собака пыталась вырваться, в глазах у нее плясали синеватые огоньки.

— Дети, ступайте домой. Это зрелище не для малышни.

Господин Йи, господин из «заводского» семейства и господин Чхонь отправились с собакой на холм. Она покорно тащилась за ними.

Вечером все трое вернулись пьяными: они лаяли по-собачьи, на головах у них были собачьи шкурки, и пахло от них собакой.

— В этом году летняя жара будет нам не страшна[12]. В брюхе у нее было семь щенков. Они должны были вот-вот родиться. Редкая удача.

«Заводская» дама принесла нам большую кастрюлю супа.

— Это ваша доля.

Ее глаза блестели, как желтые глаза убитой суки.

В супе плавали куски красновато-черного мяса. Его было так много, что хватило на три дня. Вечером Уиль положил ложку и сказал, что суп как-то странно пахнет.

— Наверное, я заболею, сестрица.

Я повела его в туалет, но опоздала. Его вырвало в цветах, которые росли у сортира. Высоченные желтые подсолнухи наблюдали, как мы присыпали блевотину Уиля землей.

Из комнаты госпожи Ёнсук доносилась музыка. Но это было не радио, а кларнет господина Кима. Я впервые его слышала, но догадалась. Что там происходило? Почему он не ушел на работу?

Кларнет звучал печально и очень красиво. Как будто кто-то рассказывал тихим голосом, что новый мир, к которому движется ночь, соткан из покоя и светлой грусти. Он словно хотел увести нас подальше от этой лживой и убогой вселенной, где мы обитали. У меня заболело сердце, я испугалась, что оно вот-вот разорвется. Я присела на корточки у подножия склонивших головки подсолнухов и сделала вид, что меня сейчас тоже вырвет.

— Что с тобой? Ты заболела? Мясо и вправду странно пахло.