– Таким образом, вы совершили прорыв.

– В известном смысле. Начальство решило, что мне удаются очерки, а у такого утверждения есть подтекст. Мне грозило до конца дней моих освещать выставки цветов и конкурсы на лучшее варенье, не говоря уже о блинных бегах. Но я через эту ступень перепрыгнула; я научилась вынюхивать настоящие события. Только знаете, что обидно? Когда статью сочиняет кто-нибудь из наших доморощенных корифеев, ее подписывают полным именем и фамилией. А когда я сочиняю – ограничиваются фамилией с инициалами: Б.Т. Драммонд. Никак не уяснят, что мир за последние десять лет изменился. В конце концов, какая разница, кем написана статья – мужчиной или женщиной? Главное, что ее напечатали.

– Я вас понимаю, Битти.

– Не сомневаюсь. – Битти жмурилась над чашкой кофе, сквозь ароматный парок глядела на Мейси. – Впрочем, вряд ли вы, мисс Доббс, приехали в Мейдстоун с целью послушать про мою жизнь. – Не отводя глаз от Мейси, она нащупала свою слойку.

– Меня интересует все, что связано с Геронсдином. Вы работаете в газете с самой войны, образно выражаясь, держите руку на пульсе графства Кент. Конечно, всюду никому не поспеть… – Дальше Мейси стала очень тщательно подбирать слова: – Но вот зачем я к вам обратилась – нет ли у вас, случайно, собственных соображений насчет этой деревни? Возможно, вам известны некие факты, возможно, для вас не являются тайной некие настроения, связанные с событиями, что имели место после, скажем, шестнадцатого года…

Битти коснулась языком указательного пальца, использовала его для сбора крошек с блюдца, облизнула и лишь тогда отреагировала на вопрос Мейси:

– Вы ведете расследование, мисс Доббс?

– Да. Только пока никому ни слова.

Битти еще повозила пальцем по пустому блюдцу.

– Согласна. Но с одним условием: если история стоящая, мне – первые сведения. Пока дражайшие коллеги не пронюхали.

– Я смотрю, вы спите и видите, как бы продвинуться.

– Не столько продвинуться, сколько выдвинуться, мисс Доббс. В смысле, выдвинуться из этой дырищи. Хочу в Лондоне работать, в крупном издании, – а для этого мне нужна сенсация. Без нее никуда. Ну так что, обещаете сенсацию, мисс Доббс?

Мейси наклонила голову:

– Не уверена, Битти, что мои изыскания потянут на громкое дело, но клянусь держать вас в курсе.

Битти протянула руку, и женщины скрепили договоренность пожатием.

– Что требуется от меня?

– Во-первых, сказать наверняка: это у меня воображение разыгралось или действительно в Геронсдине что-то, гм, прогнило?

Журналистка надула щеки.

– Первый вопрос – и сразу «в яблочко». – Битти расправила плечи. – Вы самую суть уловили, мисс Доббс. Я, хоть мне это и претит, пишу заметки о каждой деревенской ярмарке и каждом празднике. Объездила все деревни Южного Кента. Совершенно с вами согласна: в Геронсдине другое… другой…

– Настрой?

– Верно. Другой настрой. Не знаю, как там у них раньше было, – я сама, кстати, местная, в Хедкорне родилась. Не знаю, в чем причина, только все приезжие утверждают, будто с шестнадцатого года Геронсдин сильно изменился.

– Это произошло после «цеппелина»?

– Похоже, у вас есть другой источник информации.

– Да – мой отец.

– Ну, тогда ладно. – Битти залпом допила кофе. – Судя по всему, именно атака «цеппелина» тем или иным образом изменила жизни геронсдинцев. Конечно, и другие населенные пункты перенесли много горя – где юноши погибли все в один день, где семьи осиротели, – но в Геронсдине все как-то иначе. Будь это не деревня, а человеческое существо, можно было бы ему посоветовать смириться, к врачу обратиться, что ли. Знаете, я там освещала один ежегодный праздник – так мне казалось, меня за следователя принимают. А я всего-то и спросила, кто испек бисквит Виктории[4], который занял первое место в конкурсе.

– Есть соображения, откуда такая подозрительность?

Битти наморщила лоб, на несколько секунд устремила взор в окно, как бы оживляя в памяти каждую подробность деревенского праздника.

– Вы правильно выразились – это именно подозрительность, – сказала она, снова повернувшись к Мейси. – Может, причина – в мелких кражах и хулиганстве. Последние лет десять какие-то злоумышленники просто одолевают Геронсдин. Вдобавок этот их землевладелец – держит себя барином, а в делах ни бум-бум. Если учесть, что деревня живет на доходы от кирпичного завода, картина получается мрачная. Честно говоря, я мечтаю написать репортаж о банкротстве этого субъекта.

– Про мелкие правонарушения мне известно. А скажите, что за человек этот Сандермир? Неужели деревня находится от него в такой сильной зависимости?

– Хороший вопрос. Только правильнее было бы вот как выразиться: какая степень зависимости деревни от себя любимого устроила бы Сандермира?

– Поясните, будьте добры.

– Сандермиру принадлежит земля. Следовательно, он обладает властью в отдельно взятой местности, притом огромной властью. Но вот какое дело: люди Сандермира на дух не выносят, однако очень стараются, фигурально выражаясь, не гладить его против шерсти. Буду с вами откровенна: тот факт, что Сандермир владеет кирпичным заводом, не объясняет покорности деревенских жителей. Честно говоря, мы, журналисты, давно уже отказались от попыток написать репортаж о правонарушениях в Геронсдине, особенно о пожарах. Все потому, что селяне не заявляют о них в полицию. Конечно, сам Сандермир полицейских вызывает, в том числе и по пустякам, что не нравится начальству в Танбридж-Уэллсе. Но он – единственный. Остальные сидят тихо, как мыши. Сандермир, кажется, очень угодил бы селянам, если бы относился к покражам в своем доме хотя бы с толикой их собственного стоицизма.

– Нельзя же оставлять преступления безнаказанными.

– А вот геронсдинцы оставляют. Почти всегда. Пожалуй, недавняя история с лондонскими мальчишками – исключение. И приятное разнообразие в журналистской работе. Публика подобные репортажи любит. Видите ли, каждый деревенский житель считает, что лондонцы хороши в Лондоне, и больше нигде. Правда, от них доход лавочникам и содержателям питейных заведений. И они, лондонцы, хоть и противные, а все же не цыгане. Цыган плох всегда и всюду, поэтому в нашей газете обязательно найдется местечко для отчета о том, как парень в синей униформе отловил бродягу или попрошайку.

Мейси взглянула на часы. То же самое сделала Битти Драммонд.

– Еще один вопрос, Битти. Вам известно, кто именно погиб при налете «цеппелина» на деревню?

Битти прищурилась, словно сквозь годы пыталась прочесть старую газетную статью.