Я увидел, как напряглось ее очаровательное тело, и сделал шаг назад. Внезапно она метнулась мимо меня и упала на колени перед огромным сундуком. Она откинула крышку и судорожно, двумя руками, принялась рыться в нем. Я сунул нож за пояс и снял некий предмет со стены каюты.

Рабыня вскочила на ноги, сжимая над головой два плоских прямоугольных листа свинца, связанные вместе, и побежала к окну каюты, через которое, выломав раму и разбив стекло, я проник в помещение. Она подняла руки, сжимающие связанные листы свинца, над головой, готовая швырнуть их в Воск.

Раздался свист кнута. Хлопнув, он обвился вокруг ее запястий, связав их. Она вскрикнула от боли и выронила свинцовые листы. Схватив девушку за обмотанные кнутом запястья, я толкнул ее, и она упала, запнувшись, прямо на разбитое стекло справа от меня. Ногой я подвинул ее к койке и затем освободил петлю кнута. Она тихо заскулила.

Раз сундук не был заперт, и она имела к нему доступ, и действовала с такой готовностью, я понял, что на нее было возложено некое задание, касающееся именно такого случая, как мой. Оно, конечно, могло состоять только в том, чтобы обеспечить немедленное уничтожение документов в чрезвычайной ситуации. На корабле такое можно сделать только одним способом: выбросить документы за борт. Вес свинца, конечно, увлек бы их на глинистое дно реки. За короткое время чернила бы расплылись, и бумаги, находящиеся между листов свинца, растворились бы в воде. Мои догадки были верны. Вот для чего нужна была девушка.

Все еще скуля, рабыня присела на корточки с краю койки. Она потянулась к свинцовым листам. Кнут свирепо свистнул, и она быстро отдернула руку.

— Не выводи меня из себя.

— Ты не владеешь мной, — заявила она.

Я улыбнулся и поднес кнут к ее мордашке.

— Ты ошибаешься.

Она смотрела на свинцовые листы.

— Кто ты? — спросила она.

— Джейсон из Виктории, — ответил я, — твой господин.

— Я — женщина Реджинальда, капитана «Тамиры».

— Теперь это не так, — сообщил я ей.

Она со злобой посмотрела на меня.

— Я — женщина капитана.

— Ты просто рабыня, — сказал я, — которая должна ползти к любому мужчине.

— Нет!

— Ты заносчивая?

— Да, если хочешь знать!

Я отвернулся от нее в поисках промасленной тряпки или воска, чего-нибудь, из чего можно было бы сделать запечатанный пакет. Раздался внезапный скрип. Она пыталась, передвигаясь на четвереньках, добраться до свинцовых листов.

С криком ярости я повернулся и ударил кнутом сверху вниз. Удар пришелся ей по спине и ягодицам, она распласталась на полу ничком, среди обломков дерева и осколков стекла. Ее протянутая рука была в футе от свинцовых листов. Мне и в голову не пришло, что она опять попытается достать их. Очевидно, она еще не поняла, кто теперь ее настоящий хозяин.

Я посмотрел на рабыню. Она лежала на животе среди осколков стекла и дерева абсолютно тихо, не шевелясь. Она прочувствовала силу кнута.

— Я недоволен, — сказал я.

— Нет! — закричала она. — Нет!

Я, ее горианский хозяин, недовольный ею, беспощадно хлестнул рабыню кнутом. Она пыталась увернуться, но ей это не удалось. Она оставила свои попытки и просто стояла на коленях у койки, опустив голову, сжав ее руками и плача. Наказанная рабыня.

— Прости рабыню за то, что не угодила, мой господин, — взмолилась она.

Девушка подняла глаза, и я поднес кнут к ее лицу. С готовностью, плача, она взяла его в руки и страстно поцеловала.

— Принеси промасленную тряпку, лампу, сургуч, свечу и все такое, — велел я.

Она поспешила подчиниться, и я повесил кнут на стену. В горианских жилищах, там, где присутствуют женщины-рабыни, кнут обычно выставлен напоказ. Девушки видят его и знают, что это значит. К тому же его всегда легко пустить в ход.

Я направился к свинцовым листам и ножом перерезал связывающие их веревки. Я достал конверт и открыл его. Изучив бумаги, которые лежали в конверте, я улыбнулся. Они содержали именно то, что я и ожидал.

С полки у стены девушка принесла большую свечу, около пяти дюймов в диаметре. Эта свеча находилась в неглубоком серебряном сосуде. Когда она подняла сосуд вверх, внизу оказался выступающий шип. Этот шип втыкался в отверстие, проделанное в полке, для того чтобы сосуд мог стоять на дереве ровно. Такое же углубление, около дюйма шириной, было и в столе. Она продела шип в отверстие, и сосуд ровно встал на поверхности стола. Это устройство не давало свече качаться в шторм. Стол тоже был привинчен к полу. По этим же причинам корабельные фонари в каютах или на нижних палубах обычно подвешиваются на крюки над головой. Таким образом, в штормовую погоду они раскачиваются, но вряд ли могут упасть, разбрызгивая масло и угрожая пожаром. Большая часть корабельной мебели, включая, разумеется, и койки, крепится к палубе. Это помогает избежать движения мебели, что в штормовом море было бы неизбежным.

Девушка зажгла свечу. Она тут же положила на стол вощеную бумагу и конверт из промасленной ткани. Такие вещи нередко используются на кораблях, чтобы защитить бумаги от брызг или плохой погоды, если они перевозятся в баркасе с корабля на корабль или, например, с корабля на берег. Она также положила на стол прямоугольный кусочек сургуча. Затем встала на колени рядом со столом и почтительно опустила голову, не смея встретиться со мной глазами.

— Опусти пониже голову! — приказал я.

Она быстро исполнила приказ.

Я положил бумаги обратно в конверт. Затем обернул его несколькими слоями вощеной бумаги. После этого я склеил вощеную бумагу, накапав несколько капель растопленного в огне свечи сургуча.

Девушка дрожала, стоя на коленях сбоку от стола, ее светлые волосы свисали на темный полированный пол каюты. На шее ясно виднелся ошейник и маленький, тяжелый замок, при помощи которого он застегивался.

— Как тебя звать? — спросил я.

— Лута.

— Как?

— Как пожелает господин, — быстро проговорила она. — Пожалуйста, не бейте меня больше кнутом, господин, — в ее голосе звучала мольба.

— Твое имя теперь, — проговорил я, заклеивая последнее открытое место на вощеной бумаге, — будет Ширли.

— Ширли! — всхлипнула она. — Это имя земной девушки.

— Да, — согласился я.

Ее передернуло от негодования.

— Я была женщиной капитана.

— Ты не хочешь носить новое имя? — поинтересовался я.

— Хочу, господин, — быстро среагировала она. — Мне нравится новое имя.

— Хорошо, — похвалил я.

Она начала всхлипывать. Я вложил конверт, теперь обернутый несколькими слоями вощеной бумаги, в большой конверт из промасленной материи.