Наступило утро отплытия. На всем протяжении фалеронского берега люди тащили суда к воде. Команды штурмовали лестницы, прислоненные к бортам, и вскоре в пустом зеве триер уже было полно людей. Моряки, лучники, впередсмотрящие занимали свои места на передней палубе, рядом с тараном, рулевые с помощниками – на корме. Когда все поднялись на борт, состоятельные граждане, триерархи, да и начальники триер, вылили в воду по чаше вина – дань богам. Гребцы изготовились по команде рулевого опустить весла в воду.

Глядя на исчезающий вдали Акрополь, афиняне вместе со спартанцами и представителями других союзных городов взяли курс на север. На борту спартанского флагмана вместе с глашатаем, трубачом, прорицателем и другими шел командующий флотом Эврибад. Корабли обогнули мыс Сунион с его храмом Посейдона, миновали холмы Лавриона и продолжали путь в сторону Марафонской равнины и границы Аттики. Десять лет миновало с тех пор, как афинской армии удалось отбросить военные силы царя Дария, заставив их вернуться на свои суда, находившиеся в Марафонском заливе. Сейчас их ближайшие наследники рассчитывали повторить этот успех в новой схватке с персами. Оставив место исторической битвы позади, греки вошли в длинный извилистый пролив, отделяющий остров Эвбея от материка. Впереди лежали Фермопилы и Артемисий. Великие, величайшие в истории Афин события вот-вот начнутся.

Три быстроходные триеры прошли вперед, чтобы установить наблюдательный пункт на Скиатосе, острове у входа в пролив у мыса Артемисий. По традиции он располагается на западной оконечности Скиатоса, откуда открывается вид на северные морские пути, где вскоре появятся суда армады Ксеркса. Между Скиатосом и верхушками холмов в Эвбее греки протянули цепь маяков, так чтобы наблюдатели с трех триер, по одной от Афин, Эгины и Трезена, могли, разложив костры, послать световой сигнал главным силам греческого флота.

Сколь пристально ни вглядывались впередсмотрящие в северном направлении, приближение передового отряда, состоящего из десяти быстроходных финикийских триер, застало их врасплох. Спасаясь, незадачливые греки рассыпались по своим судам и попытались скрыться. У триер из Трезена и Эгины ни малейшего шанса не было, хотя один эгинский моряк сражался так отчаянно и отважно, что восхищенные финикийцы перевязали ему раны и оставили при себе как нечто вроде талисмана. А вот афинской триере удалось вырваться в открытое море. Яростно преследуемые противником триерарх Форм и его команда мчались вперед вдоль гористого магнезийского побережья и в конце концов опередили самые быстроходные суда Ксеркса на полдня. Когда в виду показалась гора Олимп, афиняне рискнули сойти на берег. Случилось это в Темпах, откуда моряки быстрым шагом двинулись вглубь вдоль узкого русла реки Пеней. Финикийцам досталось лишь брошенное у берега пустое судно. Это была первая афинская триера, оказавшаяся в руках противника, зато Форм и его люди после изнурительного перехода благополучно добрались до дома.

По возвращении финикийских разведывательных судов в Терму вся персидская армада изготовилась двинуться в южном направлении. Фермопил она могла бы достичь в течение каких-то трех дней, в то время как армии, чтобы добраться туда же через Фессалию сушей, требовалось четырнадцать. Так что Ксеркс, выходя с армией, велел своим морским военачальникам выждать одиннадцать дней и только потом трогаться в путь. Однако, торопясь не пропустить назначенный срок, персидские флотоводцы опрометчиво проскочили длинную косу у подножия горы Осса – последнего прибежища для своих судов – и весь день, пока не стемнело, шли вперед, к магнезийскому берегу. Ночь застала их невдалеке от горы Пелион, где внизу, между скалистыми выступами, глубоко вдающимися в море, было лишь несколько тесных песчаных отмелей. Здесь, у враждебного берега, армада рассыпалась на множество якорных стоянок, некоторые из них были совсем близко от берега, почти на мели, другие дальше.

Тем же летом, только немного раньше, Дельфийский оракул воззвал: «Молитесь ветру». И вот теперь молитва была услышана: на магнезийское побережье налетел шквалистый ветер, который в здешних краях называли «геллеспонтцем». Три дня подряд беспомощные триеры Ксеркса било о прибрежные скалы, пока волхвы тщетно молились, чтобы шторм утих. Много военных и транспортных судов превратилось в щепы, иные отнесло и рассеяло в открытом море. Потом местные жители долго еще находили на берегу золотые чаши и другие персидские драгоценности.

Ну а греческий флот провел эти три дня в надежном укрытии эвбейских гаваней. Узнали здесь об ущербе, нанесенном персам, от наблюдателей, расположившихся на холмах и морском побережье. Когда шторм наконец выдохся, греки продолжили свой путь к Артемисию, очень надеясь, что потери противника достаточно велики. В Фермопилах они остановились переговорить с Леонидом, чей четырехтысячный отряд был занят восстановлением древних укреплений на перевале. Все были убеждены, что со дня на день подойдут главные греческие силы. Отплывая далее в Артемисий, афиняне оставили у Горячих Ворот галеру, на случай если Леониду понадобится с ними связаться. Этим судном командовал гражданин по имени Аброних. Взамен, в одном городке рядом с Фермопилами, в состав греческого флота влился местный корабль для наблюдения за боевыми действиями в районе Артемисия и доклада Леониду. Таким образом, достигалась координация действий греческих сил, что должно было способствовать успешному противостоянию персам на суше и на море.

Еще несколько часов пути, и греки дошли до места назначения. Артемисий – это, собственно, длинный искривленный берег на севере Эвбеи, прилегающий к проливу и с незапамятных времен служащий воротами в центральную Грецию. Золотой песок прямо подступает к храму Артемиды, богини целомудрия, охоты и плодородия. Фемистокл глубоко почитал эту богиню, называя ее Артемидой Аристобулой, то есть «Артемидой, Подающей советы». Так что не только военные, но и религиозные соображения заставили счесть Артемисий лучшим местом, где следует перехватить армаду Ксеркса.

Греки прибыли сюда на закате, в то же самое время, когда сильно потрепанный персидский флот огибал мыс Сепия и входил в пролив с противоположной стороны. На северном побережье столь же протяженных песчаных полос, как у Артемисия, не было, так что частям персидского флота приходилось останавливаться раздельно, швартуясь в маленьких бухтах, известных под названием «афеты» («стартовая площадка»). В одной из таких бухт, кстати, начинал свое плавание за золотым руном Ясон и другие аргонавты. Расчеты Фемистокла оправдались, громадная численность персидского флота обернулась его слабостью – здесь имелось слишком мало мест, чтобы такая громада могла собраться воедино.

В какой-то момент из полуденной дымки выплыли пятнадцать персидских судов, направляющихся прямо через пролив в сторону греков. Что это – чистое безумие? Или парламентеры? Но скоро все прояснилось. Эти припозднившиеся корабли, не заметив рассеянных по отдельным стоянкам соотечественников, приняли греческий флот за свой собственный и пошли на соединение. Гостей немедленно окружили и препроводили к Артемисию. Среди плененных оказался один военачальник с Кипра, потерявший в шторме одиннадцать судов. А теперь по собственной близорукости терял двенадцатое – и последнее. Подвергнув предварительно допросу, пленников заковали в железо и отправили под конвоем в Истм.