Комендант взглянул мельком на Быканырова и пожал плечами.

- Кто может знать, какая и откуда нагрянет беда. Но если это так, то комендант я никудышный и гнать меня надо в шею. Нет, не может быть. Я сейчас могу рассказать вам, что делается в каждом доме, а вы нарочно проверьте. Хотите?

- Не особенно, - ответил Шелестов. - Я хочу, чтобы вы проверили, это будет удобнее.

- Пожалуйста. Если дело за мной, то я тут все вверх дном переверну.

- Этого как раз и не требуется, - пояснил майор.

Белолюбский добродушно улыбнулся:

- Я шучу. Сделаю все так, что и комар носа не подточит.

- А сколько времени займет обход?

Белолюбский задумался, и тут впервые на его покатом лбу Шелестов подметил собравшиеся в гармошку тоненькие морщины.

- К ночи, пожалуй, управлюсь.

- Отлично! - и Шелестов встал. - Не стану вас задерживать.

* * *

* * *

Сгущались сумерки. Падал обильный снег, который предсказал Быканыров.

В избе Василия Оросутцева царила темнота.

Шараборина не было в комнате. Теплой комнате он предпочел сырое подполье. Забравшись туда, он постлал на землю медвежью шкуру, расположился на ней и заснул. Подполье не казалось ему особенно приятным местом, но он не решился спать в комнате. У него были на этот счет свои соображения.

"Что ни говори, а в подполье надежнее, - рассуждал он. - Там никто не увидит. Ему хорошо, - подумал он об Оросутцеве. - У него паспорт на руках. А мое дело собачье. А раз так - лезь в конуру".

Шараборин не слышал, как возвратился хозяин, как он отпер дверь, вошел в комнату. И лишь когда над его головой раздались тяжелые шаги и скрип прогнивших половиц, он очнулся и насторожился.

- Эй, таракан! Вылезай быстро! - громко скомандовал Оросутцев и притопнул повелительно ногой. Ему не трудно было догадаться, что гость сидит в подполье.

Шараборин не заставил себя долго ждать. Творило подполья приподнялось, и в черном проеме показалась бритая голова гостя.

- Быстрее, - раздраженно торопил Оросутцев.

- Что так? - спросил Шараборин, и на лице его отразилась смесь удивления и испуга.

Оросутцев не удостоил его ответом.

Шараборин вскарабкался наверх, напустив из подполья в комнату сырого затхлого воздуха.

- Заячья душа, - скривил губы Оросутцев, и в лице его появилось что-то свирепое. - Чего черт понес тебя в подполье? Стучался кто, что ли?

Шараборин только покрутил головой. Он не стал объяснять, чем был вызван его переход в подполье. В таком случае пришлось бы признаться в ничем не оправданной трусости. Человеку, совесть которого черна, всегда не по себе одному, и он не знает, куда себя деть. Он уселся на табурет, зевнул, протер кулаками заспанные глаза, почесал за пазухой и попросил папиросу.

Оросутцев подал ему пачку "Беломорканала" и спички.

Шараборин закурил, потянулся рукой к выключателю, чтобы зажечь свет в комнате, но хозяин остановил его:

- Не надо. Одевайся. Оставаться у меня в доме и в поселке далее опасно. Понял? Этот майор уже знает, что на рудник пробрался кто-то посторонний. Тебя, видно, выследили.

У Шараборина перехватило дыхание. Ему показалось, что на его горле затягивается петля-удавка, и он невольно сделал такое движение, будто хотел освободиться от нее. За последние дни он и без того не чувствовал внутренней собранности, а тут...

- Никто меня не видел, - неуверенно запротестовал он.

- Это ты так думаешь, чучело гороховое, а что думает майор - нам неизвестно. Да и не время разбираться, видел тебя кто или не видел. От этого нам не легче. Одевайся, становись на лыжи и дуй в тайгу. Прямо по дороге, через пруд. Засядь там, где ночевал осенью, и жди меня. Я управлюсь кое с чем и к полночи подойду. Тогда пойдем вместе. Мне тут тоже делать больше нечего. Где спички?

Шараборин возвратил спички. Оросутцев сунул коробку в карман. И сделал он это не случайно. Он отлично знал, что без огня и продуктов Шараборин не рискнет, не дожидаясь его, уйти далеко в тайгу. Оросутцев был кровно заинтересован в том, чтобы Шараборин подождал его. Шараборин сейчас, как никогда, был ему нужен.

- Торопись, торопись, - подгонял хозяин гостя, видя, что тот не особенно торопится.

Шараборин одевался молча. Если бы не темнота в комнате, Оросутцев мог бы прочесть на лице его отчаяние и негодование. Шараборин кипел от ярости, от сознания того, что через считанные минуты он вновь окажется в тайге, которая сидит у него уже в печенках, на холоде, на снегу, без продуктов, без курева, без охотничьих припасов. И возмущение его было так велико, что он не выдержал.

- Так не пойду, - сказал он вдруг с неожиданным для него упрямством. - Не пойду. Харчи давай. Ты хозяин, а хозяин даже собаку кормит.

Оросутцев скрипнул зубами. Он не терпел, когда ему перечили.

- Не ворчи, - оборвал он гостя. - Ишь ты, разворчался, - и передразнил: - Хозяин... собаку... Возьми на полке калач и ступай. Ступай, пока идет снег, и след твой заметет. Ох, достукаешься ты опять до лагерей, чертова кукла. - И он подал Шараборину черствый калач. Тот сунул его под доху, но не двинулся с места.

- Говори, куда пойдем вдвоем? - потребовал он настойчиво. - Зачем ожидать тебя?

- После узнаешь, ступай.

Шараборин потоптался на месте, посопел и опять глухо потребовал:

- Говори сейчас.

"Вот же сволочь скуластая, ну что с ним делать?" - в сердцах подумал Оросутцев, но решил изменить тактику, смягчить тон.

- Пойми же, что долго объяснять. Каждая минута дорога. После расскажу. Приду и расскажу. Далеко пойдем. Я же о тебе пекусь, о тебе забочусь. Товарищ ты мне или кто? Пойдем вместе, верь мне, и ты не прогадаешь.

Не верил Шараборин, что в сердце Оросутцева могли вдруг прорасти зерна товарищества, доброты и заботы о нем. Но он промолчал и предупредил:

- Смотри, майора за собой приведешь по следу.

Оросутцев едва сдержал охватившее его негодование, шумно вздохнул, но сказал как можно спокойнее:

- Ступай, ступай, ради бога. У меня свои мозги есть и у тебя занимать не собираюсь. Ступай...

- Сеп, сеп*... - уже миролюбиво проговорил Шараборин и толкнул дверь ногой.

_______________

* С е п, с е п - ладно, ладно.

Оросутцев долго стоял, прислушиваясь, и, когда его ухо ясно уловило скрип удаляющихся лыж, включил свет.

* * *

* * *

До глубокой ночи прождал майор Шелестов, сидя в рудничной конторе, коменданта Белолюбского и, не дождавшись, пошел на свою квартиру.