не станется. Тем не менее, учитывая выбор, я все равно предпочел бы быть скорее умным, чем здоровым.

– Хусы – пастухи. Они пасут огромные стада овец на высоких холмах и никогда не задерживаются на одном месте. Но они никуда не пойдут без своих овец, женщин и детей. Самое большее, что обычно видишь, – сотню или около того чокнутых молодых храбрецов, которым хочется награбить достаточно, чтобы поднять выкуп за невесту. В основном они воруют друг у друга, чтоб ты понимал, на других замахиваются только в совсем голодную пору. Кроме того, робуров они боятся как огня. Они сжигают своих мертвецов, поэтому вас принимают за призраков, опаленных пламенем дочерна, или типа того. Так что это не хусы, Нико.

Я действовал ему на нервы. Он не любит, когда ему напоминают, что он не про все знает.

– Ну тогда… На севере и востоке есть сотни племен, которые постоянно кочуют и бьют друг друга. Может быть, о наших врагах мы и не слышали никогда.

– В самом деле, – взялся перечислять я, – альбы, мальдиты, санфуиканцы, а также Альянс Себелота, Флос-де-Глая, Презада…

Нико посмотрел на меня пустым, обеспокоенным взглядом. И зачем я его дразню.

– Они действуют друг на друга как волны в шторм. Альбы вытесняют мальдитов, те, в свою очередь, вытесняют санфуиканцев, и в самом конце линии Седьмая армия кое-как справляется с ордами мародерствующих бассанегов, решивших перейти замерзший Астар. Такие волнения не происходят в одночасье. Мы бы хоть краем уха, да прослышали бы о них. – Я вспомнил несколько заседаний Совета и поправился: – Я бы услышал об этом.

Он посмотрел на меня.

– Но вы не слышали?

Я покачал головой.

– Мы бываем во многих местах, и я встречаюсь со многими людьми. Они мне кое-что рассказывают. Большая межплеменная война не осталась бы незамеченной.

– И слухов, значит, не было.

– До меня – ни одного не дошло.

Я раздражал его; никому не нравится, когда разговор не по зубам.

– А вы на кого думаете? – Поняв, что я и так почти дожал несчастного, я не стал отвечать.

От Фаиномай-Эйнай до Города – плодородное раздолье. Здесь олени и дикие свиньи из неприкосновенного леса его величества бегают вольготно и жрут капусту крестьян – будто знают, что за их убийство простолюдину грозит пять лет каторги. Если встать на вершину одного из маленьких холмов, можно увидеть россыпь ферм, побеленных и крытых золотистой соломой, богатые зеленые поля, прямые как стрелы живые изгороди. В самых диких мечтах я бросаю к чертям службу и покупаю себе такую ферму. Дальше к северу земля поднимается выше – там начинаются изумительные виноградники. Я к чему: там живет много людей, они дни напролет проводят на открытом воздухе и волей-неволей замечают всякое. И нас они заметили. Они перестали работать и пялились на нас.

Один старик подошел к воротам своего двора и хмуро посмотрел на нас, когда мы протопали мимо по дороге. Я остановился и дружелюбно улыбнулся ему.

– Прошу прощения, – произнес я, – не проходила ли тут армия несколько дней назад?

– А кто спрашивает?

Я легонько толкнул Нико – здоровяк хорошо ладит с людьми.

– Капитан Бауцес, Имперские инженерные войска, – сказал он.

Ох уж этот его акцент. Явно произвел впечатление на фермера.

– Три дня назад, господин. – «Господин» – это вам не баран чихнул! – Они шли ночью, торопились будь здоров.

Я вспомнил одного моего друга, ему в потасовке попала стрела в живот – мы его потащили к хирургу, тот стрелу достал, а она вся заржавленная… Примерно так я себя почувствовал.

Ну и дела.

– Форсированные марши, – сказал Нико, понизив голос, когда мы двинулись дальше, – мы останавливались каждую ночь, а они даже не утруждают себя добычей провизии.

– Оно им ни к чему – спасибо запасам генерала Приска, – сказал я. – И последнее, чего они хотят, – переполошить округу.

После этих слов Нико замолчал. Великолепно. Я снова мог подумать.

Итак, на перекрестке Белого Медведя мы повернули вправо. Налево уходила ведущая в Город главная дорога, а направо – спуск вдоль реки Сребросвет к побережью. Это глубокая лесистая долина, немного похожая на дорогу через Спендонский лес (от моих храбрецов сходство не ускользнуло). Выходит она к Бел-Семплану. Аккурат перед Семпланом – Водосход: там Иснел впадает в Сребросвет.

Возможно, вы не очень много думаете про дерьмо. Зачем бы? Но это интересная тема. Позволь, читатель, вернуть тебя на пять веков назад, во времена Великой Чумы. Когда она кончилась, его величество Эврик III мудро рассудил, что она вызвана была грязью, и ни у кого не хватило духу возразить ему. И он основал дерьмовый дозор – он, кстати, до сих пор существует. Входящие в него несчастливцы патрулируют улицы в тихие предрассветные часы, опустошая отхожие места и горшки-нужники, а еще собирая всю вонючую еду и заплесневелое постельное белье, мертвых собак и кошек, лом – словом, весь тот мусор, что принес, по разумению Эврика, Великую Смерть. Дерьмо вывозится телегами на фермы и там идет на удобрение капустных грядок. Сукновалам же достается моча, все остальное грузят на большие плоские баржи и сплавляют по Инсел, а потом по Сребросвету прямиком в Бел-Семплан. На веслах отгребая где-то четыре мили от тех мест, где течение неминуемо унесло бы все это обратно в городскую гавань, они производят сброс – и плывут на баржах обратно вдоль побережья в Город. Все организовано так, что река выполняет всю тяжелую работу по перемещению полностью загруженных барж вниз по течению; прилив помогает уже пустым судам на обратном пути. Умно. Думаю, до этого додумался какой-нибудь полковник инженерных войск, чье имя все позабыли.

Это была афера – или это называется ауспиции? Кажется, так. Там, грубо говоря, Богу дается выбор – если ты на моей стороне, позволь этому случиться, если нет, делай, что считаешь нужным. К тому, что, если Бог все еще на нашей стороне, суда дерьмового дозора все еще где-то на реке или в доке в Бел-Семплане. Если они сейчас следуют назад в Город, значит, Богу не угодно, чтобы мы спасали Город. Тогда можно найти какое-то плавучее средство и уплыть – до Излучины лучше всего. Где-то в Ольбии, в тех краях, робуры основали могущественную колонию, хотя есть ли она там сейчас и где, черт возьми, эта самая Ольбия – можно только догадываться.

Лично я все еще верю в Ольбию – по крайней мере, в нее гораздо больше, чем в Бога, – но возможности подкрепить веру фактами мне все же не представилось. Баржи дозора оказались