— Только ты поосторожней, — сказал доктор. — Чтоб не пришлось ее заново зашивать.

Тут Ревякин пожалел, что присутствует и слышит. Он снова почувствовал, что его мутит. Надеясь, что не слишком позеленел внешне, он старался не смотреть в сторону стола.

Меж тем доктор и санитар сноровисто ухватили покойницу и перевернули изуродованным лицом вниз. Тело при этом издало глухой звук.

Патологоанатом осмотрел затылок жертвы.

— Знаешь, Сергей, я не нахожу здесь следов от завязок кляпа. Вообще ничего не нахожу. Так что я уверен, эта несчастная, пока была жива, так кричала, что на ее вопли сбежалось бы пол-Сочи, будь это в городе. Значит, убийство все-таки произошло вне его.

— Или просто в доме, — проговорил Ревякин.

— Или в доме. Но тогда в частном. Ты же знаешь, какая слышимость в нашей среднестатистической квартире.

— Понятно. Но от этого нисколько не легче. Потому что у нас очень много частных домов.

Ревякин вышел в коридор.

В зале зашумела вода, потом появился и подался в противоположный конец коридора рыжий Семен. Следом вышел Михаил Эрихович, отряхивавший с рук водяные капли.

— Ну, все. Пойдем, я отдам заключение. Извини, что не смог быть полезен в надлежащей степени.

— Ничего, тут же не от вас зависит. А скажите, нет ли способа как-то восстановить внешность этой девицы и других трупов?

Доктор задумался.

— Трудно сказать. В принципе, реконструировать можно по черепу. Но здесь наблюдается не только череп, но и само лицо, пусть и в непрезентабельном состоянии.

— Хорошо. Тогда второй вопрос: в нашем городе есть специалист, который смог бы сделать такую реконструкцию?

— Есть. У нас в отделе. Мой коллега. Он по специальности антрополог. А что, есть идея?

Ревякин пожал плечами:

— Ну, я попробую получить санкцию от начальства на такой шаг. Боюсь, иначе будет гораздо сложнее.

— Думаешь, позволят?

— Не знаю. Если честно, не вижу препятствий.

— А как потом объяснять родственникам, с какой стати мы выдаем их кровинушку в запечатанном гробу?

— Ее и так в запечатанном придется выдать. Состояние тела. сами понимаете.

— Попробуйте. Чем черт не шутит? Если получится — будет даже интересно. Ни разу не встречался на практике с такой методикой. Только читал, причем в художественной литературе. Есть такой американский роман — «Парк Горького»…

Ревякин кивнул — он тоже был знаком с этим произведением.

Забрав заключение, следователь отнес его в кабинет. И уже хотел идти на аудиенцию с Макаренко, но зазвонил служебный телефон. Сергей насторожился. Это явно было неспроста — как правило, его находили по мобильному телефону.

Он снял трубку.

— Ревякин слушает.

— Товарищ капитан, на диком пляже нашли еще один труп. Машина за вами уже выехала.

— Хорошо, — сказал следователь, повесил трубку и длинно выругался.

2.

Дикий пляж, пожалуй, давно уже не видел столько одетых людей. Наверное, с тех самых пор, как на его посетителей еще при Советской власти велась охота. То есть когда милицию еще заботил — пусть и для галочки — моральный облик среднестатистического отдыхающего.

Впрочем, сейчас народу дали нормально одеться. Правда, никого не отпускали до тех пор, пока не получали от него свидетельских показаний. Хотя давать их были готовы отнюдь не все. Точнее, никто не хотел.

Отдыхающие жались несколькими нестройными группками, в каждой из которых обсуждались свои варианты того, что произошло и как себя поведут доблестные правоохранительные органы.

Приехав на место происшествия, Ревякин застал уже далеко не всех отдыхающих — из числа опрошенных оставили только непосредственно тех, кто нашел труп. Прочих помаленьку фильтровали и отпускали.

— Что сегодня? — спросил Ревякин у оперативника в мешковатой рубахе в клеточку.

Тот поскреб пятерней коротко стриженную (или длинно бритую) голову и ответил:

— Да что тут? Дело дурное. Пошел мужик в кусты. За надобностью. Видит — а там вот это лежит. Ну, в смысле, жмурик наш. Замотан в полиэтилен, как мумия египетская. Этот мужик взял и развернул слегка. Интересно стало.

Тут оперативник не сдержался и хихикнул.

— Что смешного? — нахмурился Ревякин.

— А то, что бедолагу с перепугу медвежья болезнь хватила. Ясно?

— Я в курсе, что такое медвежья болезнь, — отмахнулся следователь.

— Так потом этот наш орел, когда свое бомбометание закончил, поднял шум на всю округу. И началось: кто начал нам звонить, кто смотреть побежал. Повытоптали все. В придачу звонков мы получили десятка полтора. Дежурный сперва не разобрался, чуть сюда ОМОН не послали с автоматами. Потом только поняли, что паника в одном и том же месте и все звонившие про один труп говорят.

— Кто жертва? — спросил Ревякин.

— Жертва — мужик. Молодой еще, пожалуй.

— Что значит «пожалуй»?

— Изуродован до неузнаваемости. Ну, я и предполагаю, что он молодой пацан. А может статься, и не очень. Тут надо бы докторам прикинуть, что да как.

— Веди, — сказал капитан.

Опер подвел его к месту, где над телом уже корпела экспертная группа. Покойник лежал навзничь на развернутом листе полиэтилена. И зрелище он собой являл, прямо скажем, непрезентабельное.

Ревякин подошел к врачу:

— Когда убили?

— Этой ночью, — ответил тот.

Следователь почувствовал злость. Получается, что этот чертов маньяк уже окончательно слетел с катушек. Мало того что пластает людей направо и налево, так еще и делает это с пулеметной частотой. Позавчера он убил девушку, теперь вот этого…

— Идеи насчет того, сколько он здесь лежит, есть?

— Только в самых общих чертах, — ответил врач. — Судя по оттоку крови вниз, по пятнам и полному отсутствию трупного окоченения, его убили часов двадцать назад. Это было прошлое утро. Но утром сюда никто бы не повез тело. Значит, его привезли ночью. Скорее тоже почти что утром. Потому что господа нудисты тут обитают далеко за полночь.

— В общем, получается, что преступнику повезло, — сказал Ревякин. — Его запросто могли заметить. А может, и заметили. Не было ли тут ночью кого-то, кто мог видеть, как сюда привезли убитого?

Оперативник усомнился:

— Мне кажется, едва ли. Потому что тогда убийца бы заметил. И не стал бы выкидывать здесь труп.

— Не факт. Прикинь ситуацию: пара влюбленных в кустиках…

— Я понял, — кивнул опер. — Только вряд ли кто признается, что он валялся в кустиках. Не тот расклад.