Наконец мы выходим от Регины, садимся в машину, доезжаем до Суворова, а по ней до Лачплеша. Тут выясняется, что на Лачплеша нет левого поворота, объезжаю квартал по Блауманя и Кришьяна Барона и потом уже останавливаюсь возле кино «Лачплесис».

Без труда находим подъезд, поднимаемся по лестнице, вот и обитая дверь с табличкой. Звоним, но никто не открывает. Звоню еще и еще, смотрю на часы – прошло меньше получаса с тех пор, как Регина говорила с Янкой.

– Куда он подевался? – удивляюсь я, дергая ручку двери.

– Пойдем позвоним Регине, – предлагает Алина.

Снова выходим на Лачплеша, у ближайшего к подворотне телефона-автомата выломан диск. Переходим на другую сторону улицы, отыскиваем исправный автомат.

Выясняется, что Янка не перезванивал Регине. Разговаривает с ней Алина, я стою рядом и волей-неволей слышу, как Регина истерически причитает и клянет все на свете. Никакие уговоры на нее не действуют, в конце концов Алина не выдерживает, обещает вскоре заехать и вешает трубку.

– У меня плохое предчувствие, – произносит она. – Еще когда мы стояли у двери… я не хотела говорить, но мне вдруг показалось, что он мертв.

– Все может быть, – хмуро соглашаюсь я. – Ну тогда попробуем войти сами.

Возвращаемся к машине, я поднимаю заднюю дверцу и вынимаю из багажника плоский дерматиновый футляр величиной с пенал.

– Что это? – любопытствует Алина.

– Это ключи от любых дверей.

Предвосхищая следующий вопрос, я склоняюсь к ее уху и негромко объясняю:

– Не волнуйся, я не уголовник, а как раз наоборот. Больше пока я ничего не могу сказать.

– А я и не сомневалась на этот счет, – отвечает она, однако в ее голосе чувствуется немалое облегчение.

Снова мы поднимаемся к двери с латунной табличкой. Замок в ней финской системы, если открывать грубо, уйдет две минуты, а если ласково и не оставляя следов, минимум десять. Выбираю второй вариант и достаю из футляра необходимые инструменты. Тем временем Алина жмет на кнопку звонка, и сквозь дверь слышно, как впустую разносится по квартире электронная трель.

– Ну, открывайте, мистер Бонд, – говорит она мне, раздраженно дергая напоследок дверную ручку.

И тут под ее рукой дверь открывается.

Реакция не подвела – я отталкиваю Алину в сторону, за дверь, сам же прижимаюсь к стене возле косяка. Чуть выждав, заглядываю в проем и снова отпрядываю. Но стрелять в нас некому.

Вхожу в квартиру, следом Алина, я запираю за нами замок. Увидев труп в дальнем конце просторной прихожей, Алина тихо ахает и отшатывается к стенке.

Скрюченное тело лежит на боку, в луже крови, рядом валяется окровавленное полотенце, которым обернули рукоятку ножа, чтобы выдернуть его, не забрызгавшись.

Небольшого роста, толстенький, плешивый. Это Янка.

– Боже, – шепчет Алина. – Значит, когда мы звонили в дверь…

– Да. Тот человек был здесь.

– Он скрылся, пока мы звонили Регине…

Она прикусывает пальцы, обтянутые кожаной перчаткой, и не может отвести глаз от убитого.

– Интересно другое, – вслух размышляю я. – Почему он оставил дверь незапертой? Вот что самое интересное. А ну-ка давай сматываться отсюда.

Приоткрываю дверь, прислушиваюсь, в подъезде никого. Алина, пошатываясь, выходит на лестницу – я вынимаю носовой платок и затираю им мокрые следы нашей обуви в прихожей, потом захлопываю дверь. Клацает замок. Поскольку мы не снимали перчаток, стирать отпечатки пальцев не требуется.

– Спокойно, – приказываю я и беру Алину под руку. – Уходим спокойно.

Она бледнее гипса, ее бьет крупная дрожь.

– Не озирайся, – вполголоса произношу я, когда мы выходим из подъезда. – Держись спокойно. Спокойно.

Во дворе, меж двух подворотен, мы попадаем в толпу, которая очень кстати валит из кинотеатра. Выйдя на Лачплеша, усаживаю Алину в машину, сажусь сам и завожу движок. Проезжаю два квартала, сворачиваю направо и, проехав немного еще, останавливаюсь у забора фабрики «Мара». Отсюда улица хорошо просматривается в оба конца. За нами никого, вокруг пустынно.

– Это тот, второй, – говорит Алина, судорожно глотая сигаретный дым. – Он убил, чтобы окончательно замести следы.

– Да, но почему все-таки он не запер дверь, когда уходил…

– Растерялся, наверно.

– Вряд ли.

Конечно, я не ясновидящий, но кое-какие соображения у меня есть. Пока мы ехали от Регины, некто пришел к Янке и всадил нож ему в живот. Этот некто изрядно натоптал, когда ходил за полотенцем в ванную, но следы вытереть не потрудился, и когда мы вошли, они даже не успели просохнуть. Некто спокойно дождался, пока мы кончим трезвонить и уйдем, а потом вышел и оставил дверь закрытой, но незапертой.

Вот последний штрих мне уже совсем не нравится. Чтобы замок этой системы не защелкнулся, надо предварительно утопить пальцем его язычок. Так поступить можно не по оплошности, а только сознательно и с расчетом.

Если бы Янку убил его подельник, он обязательно оставил бы дверь запертой, ведь чем позже найдут труп, тем лучше…

– Не молчи, – просит Алина, прикуривая одну сигарету от другой. – Пожалуйста, не молчи.

– Хорошо, – говорю я, включаю передачу и трогаюсь. – Я думаю, тебе прежде всего надо немножко выпить для храбрости. Сейчас мы этим и займемся. Заодно и перекусим. Потом поедем к Регине и скажем, что Янку не застали. Пусть она ему названивает при нас весь вечер. Скорее всего мы переночуем у нее, она перепугана и сама это предложит. Хуже всего то, что Регина патологическое трепло. Ну ладно. Доживем до завтра, утро вечера мудренее.

– Как скажешь, – соглашается она.

Через привокзальную площадь выезжаем к набережной и по ней на старый мост через Даугаву. На том берегу, по правой разводке, ныряю под мост, сворачиваю еще раз и вскоре останавливаюсь возле кооперативного кафе, которое невесть почему открыли в самом унылом и малолюдном уголке Задвинья, окрестив его вдобавок «Мельпомена и Терпсихора». Поклонники муз сюда не рвутся, маленький зал с бархатной обивкой полупуст. В углу старинный изразцовый камин, а в другом углу телевизор с видиком. Камин не горит, телевизор выключен.

Заказываю официантке мясное ассорти, шашлыки, орехи и кофе. Спиртное здесь берут самостоятельно, у стойки напротив входа в зальчик. Приношу Алине двести граммов армянского коньяка.

– Слишком много для меня, – возражает она.

– Сколько хочешь, столько и отпей, – говорю я, накладывая на ее тарелку ломтики ростбифа и ветчины.

Впрочем, Алина захмелевает ровно настолько, чтобы приободриться, а в бокале не остается ни капли.

Когда мы выходим из кафе, сумерки начинает прошивать скупой дождик. Садимся в машину и едем к Регине.