Все просто…

Конечно же, на двери кабинета не было ничего, кроме номера. Безликого и ничего не значащего номера. С дешевым напольным покрытием и экологичными, энергосберегающими светильниками – это место все равно напоминало КГБ или что-то времен холодной войны.

Он приложил пропуск к замку – и тот щелкнул.

– Профессор?

Профессор Равен сидел за столом, установленным в комнате, больше похожей на переговорную. В ней не было никаких следов индивидуализации – ни стены с дипломами и наградами, ни фотографии семьи на столе. Зато тут был полный набор мебели и место, где можно подключить компьютер.

– Проходи…

– Рад вас видеть, профессор.

– Я тоже. Добро пожаловать в матрицу…[20]

Бывший студент сел напротив профессора. Когда-то профессор спас его от тридцати лет заключения за взлом компьютера Министерства обороны[21].

– Как с работой? – в лоб спросил профессор.

– Понемногу, сэр.

– Врешь…

Да… вру. К сожалению.

Гримаса гребаной судьбы… они, студенты Массачусетского технологического, боролись с системой, которая вела себя как слон в посудной лавке… какие годы были. Ирак… Афганистан… оккупировавшие Вашингтон неоконы-троглодиты. А что в итоге? Ну, боролись они с системой. Против лжи и недомолвок… едва в тюрьму не попали. А теперь… смешно, но на самом деле им нужно было бороться не за свободу распространения информации, а как раз против нее. Потому что с тех пор, как увеличилась пропускная способность волоконно-оптических кабелей, проложенных от США до Индии, весь мир перевернулся так, как неоконы и не мечтали. Индия – это страна, в которой 1,3 миллиарда жителей, из них большинство знают английский язык, а не меньше двухсот миллионов знают его в совершенстве. Гребаное наследие британского раджа. И вот теперь сделанный в нью-йоркской больнице рентгеновский снимок посылают на расшифровку в Индию – прощай, рабочие места в сфере медицины. Хуже того – теперь в Индию уезжают не только рентгеновские снимки, но и пациенты: аорто-коронарное шунтирование в США стоит пятьдесят тысяч долларов, в Индии – семь тысяч долларов при том же качестве. Автомобили, тракторы, карьерную технику теперь конструируют совместные рабочие группы – прощай, рабочие места в сфере машиностроения. Если вы позвоните по телефону горячей линии любой потребительской компании, то вам, скорее всего, будут отвечать из Индии – прощай, рабочие места в сфере обслуживания. В итоге что вы можете сказать выпускнику Лиги плюща? Черный, без сахара[22]. Просто потому, что еще не изобрели способ, как приготовить кофе в Индии, а подать его в США.

Но рано или поздно, наверное, изобретут…

– Как насчет поработать на дядю Сэма?

– Сэр, у меня не то образование.

– Почему же. Как раз то. Одной из проблем Америки является то, что во власти слишком много докторов философии и слишком мало инженеров. Мы нуждаемся в людях с инженерным и математическим складом ума. Прошло время говорить, пришло время строить…

Профессор внимательно, поверх старомодных очков, смотрел на молодого человека, который когда-то был его учеником.

– Джон, поиграем в ассоциации. Слово Россия. Только быстро.

– Холодно… Путин… красивые женщины… водка… икра… большая территория… нефть… танцы… странные какие-то… Толстой…

– Достаточно. Путин?

– Автократ… сильный человек… Как-то так.

– Украина?

– Где-то рядом с Россией… женщины… они, кажется, революцию сделали…

– Ты испытываешь неприязнь к России?

Джон пожал плечами.

– С чего бы, сэр?

– А к Путину?

Джон задумался.

– В конце концов, русские имеют право выбирать президента, как и мы. Они же его выбрали…

– А к Украине?

– Сэр, я с трудом представляю, где это.

– Достаточно. Именно то, что я и хотел услышать.

Профессор помолчал.

– Чтобы ты знал, Вашингтон полон рыцарей без страха и упрека. Людей, которые всегда знают, как правильно. Людей, которые не готовы на компромиссы и сделки с совестью. Плохо одно – все это нам сейчас не подходит… Ты никогда не задумывался, как выглядел бы мир, если бы ФДР[23]в сорок первом сказал – мы готовы помогать русским в их борьбе против гитлеризма, но Джо Сталин должен уйти?

– Нет, сэр.

– А я иногда думаю. К этому времени прибалтийские нацисты уже вырезали часть моих родственников в гетто. Если бы ФДР сказал именно так, возможно, нацистам удалось бы вырезать и оставшуюся часть, и я бы никогда не родился…

Точно перед такой же дилеммой сейчас стоим мы. Моральной дилеммой. За одним небольшим исключением. Путин не строит коммунизм – он строит капиталистическое общество, весьма похожее на наше. Путин не загоняет людей в ГУЛАГ по обвинению в государственной измене и не расстреливает их в подвалах. У нас нет никаких объективных и способных выдержать проверку в суде доказательств, что Путин приказывал убить хотя бы одного своего политического оппонента. В отличие от Сталина, которого никто и никогда не выбирал, Путина выбрал народ России, причем не один раз и на конкурентных выборах. Что бы мы ни говорили про некачественное большинство, оно остается большинством. Но мы отказываемся сотрудничать с Россией и говорим, что Путин должен уйти. Даже под угрозой ядерного уничтожения. При этом нам почему-то ближе автократический режим Саудов, который распинает людей на крестах и вешает их на кранах по обвинению в богохульстве.

– Да, но Путин вторгся в Украину и захватил Крым.

– Верно. Только не стоит забывать, что украинское правительство, на тот момент нелегитимное и никем не избранное, приказало применить армию на территории собственной страны против гражданских лиц. С подобным режимом мы не сотрудничали со времен Южного Вьетнама.

– Возможно, сэр.

– Не возможно, а так оно и есть. После повторного государственного переворота в Киеве мы разорвали отношения с Украиной и отозвали посла, но так и не дали моральную оценку тому, что там происходит. А она, по всей видимости, такова – открытые неонацисты, имеющие корни в коллаборационистских движениях Второй мировой, пришли к власти в стране, размером больше, чем любая страна Европы. В стране, где эксплуатируются ядерные реакторы и есть завод по сборке межконтинентальных баллистических ракет. Но мы предпочитаем закрывать глаза на то, как открытые нацисты получили доступ к ядерным технологиям. Если это не безумие, то что такое безумие?