Новый закон о воинской повинности есть дело великое, мало уступающее другим главнейшим реформам[17] настоящего царствования. Оно велось три года под непосредственным моим руководством; продолжительные прения, происходившие в Особом присутствии Государственного совета и в Общем собрании, положительно вынесены на моих плечах. И что же? Все члены бывшей Комиссии получили щедрые награды, председателю Комиссии дан великолепный рескрипт (правда, по моему же только настоянию), теперь дается рескрипт председателю Государственного совета, объявляется высочайшая благодарность некоторым лицам, которые приглашались в заседания только в качестве экспертов… Один я позабыт, как будто дело вовсе до меня и не касается! Даже не сказано короткого «спасибо».

Со стесненным сердцем вышел я из кабинета императора и в приемной комнате нашел целую толпу раззолоченных сановников, приехавших благодарить за разные милости: кто по случаю назначения, кто за полученные награды. В числе первых был Александр Аггеевич Абаза, назначенный председателем Департамента экономии и произведенный в действительные тайные советники. Александр Аггеевич[18] – умный, даровитый человек и умеет жить в свете. [Вот единственные его достоинства, конечно, недостаточные для того, чтоб оправдать такое быстрое повышение.] С небольшим год тому назад он был частным лицом и, кажется, не имел даже генеральского чина (действительного статского советника), который получил только по званию гофмаршала при дворе великой княгини Елены Павловны. И вот уже занимает он такой пост, на котором привыкли видеть старых, заслуженных сановников. Таким чрезвычайно быстрым повышением он обязан великому князю Константину Николаевичу и поддержке Рейтерна. Впрочем, он человек, приятный для всех партий, не исключая и шуваловской: он умеет говорить спокойно, всегда в примирительном смысле; никогда ничего резкого; С’est un homm comme il faut[19], – говорят наши салонные государственные мужи.

Кроме Абазы, сиял радостью юродивый Делянов, назначенный членом Государственного совета. На место его товарищем министра народного просвещения назначен князь Ширинский-Шихматов.

Сходя с лестницы дворца, встретил я великого князя Константина Николаевича. Он был очень доволен рескриптом, которым обязан Сольскому. Без инициативы последнего, может быть, не было бы сказано спасибо и нашему председателю, который поистине заслужил его вполне. Он председательствовал отлично во всех отношениях; благодаря его умению вести дела коллегиально закон о воинской повинности прошел необыкновенно удачно. Сколько ни было попыток испортить дело – проект Комиссии сохранил вполне свои существенные черты.

После обычных в Новый год поздравлений я провел остальной день[20] спокойно дома.

3 января. Четверг. Сегодня в заключение обычного моего доклада государю я прочел целиком записку о финансовом положении Военного министерства на 1874 год. Сущность записки заключается в том, что при установленном с нынешнего года нормальном бюджете и при тех цифрах расходов, которые доселе уже выяснились, нет никакой возможности приступить к исполнению новых предположений об усилении наших вооруженных сил и обороны. Единственная мера, которую необходимо принять неотлагательно, есть преобразование местного военного управления в губерниях и уездах; мера эта вызывается введением нового закона о воинской повинности.

Государь выслушал доклад со вниманием; не только не было заметно неудовольствия или удивления, но, напротив, он отозвался одобрительно, подтвердив, что следует действовать осторожно и не предпринимать что-либо новое, пока не выяснится в течение года действительное положение финансовых средств Военного министерства.

Опять перемена в форме обмундирования: возвращение генералам прежних неуклюжих шарфов с кистями, и аксельбанты особого вида полковым адъютантам. [Какими соображениями можно оправдать подобную новую прихоть!]

Встреча на вокзале железной дороги принца и принцессы Валлийских[21] и принца Артура.

Сегодня в газетах напечатаны манифест, указ и часть положения о воинской повинности, а также рескрипт на имя великого князя Константина Николаевича.

4 января. Пятница. Совет министров по поводу предложения великого князя Константина Николаевича оставить при Государственном совете Особое присутствие по делу о воинской повинности – для рассмотрения дальнейших работ по этому предмету и согласования действий разных министерств по введению в действие нового закона. Предложение это было уже заранее одобрено государем и, стало быть, в Совете не о чем было и говорить. Тем не менее заседание продолжалось около часа; переливали из пустого в порожнее; но, слава богу, на сей раз кончилось всё благополучно, без всякой неожиданной засады.

5 января. Суббота. По окончании доклада подал я государю записку, в которой объяснены все неудобства передачи Медико-хирургической академии из военного ведомства в какое-либо другое. Государь оставил записку у себя, не сказав ни слова.

Обедал у Константина Карловича Грота, в приятельском кружке.

6 января. Воскресенье. Сегодня утром скончался фельдмаршал граф Берг после кратковременной болезни, продолжавшейся всего 4 дня. Старик до конца года всё еще был необыкновенно бодр, сохранял обычную свою живость и в самый день Нового года был утром в церкви во дворце. Но вечером того же дня почувствовал себя нехорошо. Я видел его 3-го числа; застал его хотя в халате, но сидящим в кресле за чашкой чая; говорил он со мной о делах совершенно так, как обыкновенно, только заметил я в его руке несколько усиленную температуру. Он жаловался, что доктора имеют привычку преувеличивать болезнь пациентов и за Боткиным послали без надобности. После этого я уже не видел его. Слышал, что болезнь приняла серьезный оборот, а сегодня утром он уже был в бессознательном состоянии. Государь приехал к нему (в гостиницу Демута, с Канавы[22]) и присутствовал при его агонии.

Неожиданная эта смерть не помешала совершению обычным порядком всей крещенской церемонии. Нынешний выход, хотя и без дам, получил особенный колорит из-за присутствия английских принцев и свиты. Погода была теплая, градуса 2 выше нуля. После церемонии государь позвал меня в кабинет и заговорил о кончине фельдмаршала. «У него были свои недостатки, – сказал он, – много мы смеялись над его слабостями, но тем не менее мне жаль его, я огорчен его смертью».

Затем государь сказал, что желал посоветоваться со мной насчет замещения открывшегося важного поста. Такое внимание меня удивило, потому что я уже давно отвык от него. Однако же оказалось, что государь желал не столько узнать мое мнение, сколько объявить готовое уже решение: выбор пал на генерал-адъютанта Хрущова, о котором государь выразился с большими похвалами. Мнения этого я не оспаривал, согласился вполне, что Хрущов пользуется общим уважением в армии; но не мог не прибавить, что при всех его достоинствах он едва ли подготовлен к управлению Царством Польским по части гражданской и политической; притом это человек простой, без того образования, которое требуется на предназначаемом ему посту в Варшаве, где он будет поставлен лицом к лицу перед Европой. [Притом он едва ли обладает достаточными способностями для гражданской администрации. Впрочем, прибавил я, если государю неугодно назначить в Варшаву кого-либо из особ императорской фамилии, то едва ли найдется генерал, который мог бы вполне удовлетворить всем условиям как по гражданской, так и по военной части.]