Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Должно быть, его магия помогала ей и во всем остальном.
Шаги Элиды звучали все тише и почти смолкли. Она всегда стремилась отойти подальше, чтобы ее спутники ничего не слышали. Через несколько минут Лоркан двинулся следом и быстро скрылся в темноте.
Элида встретила его уже на обратном пути, остановившись на вершине холма, больше похожего на крупную кочку.
– Что тебе надо?
– Аккадия – более разумный выбор, – сказал Лоркан, подходя к подножию холма.
– Рован того же мнения. Можешь радоваться.
Элида спустилась с холма, намереваясь пройти мимо, но Лоркан загородил ей путь. Чтобы увидеть его лицо, Элида была вынуждена задрать голову. Сам Лоркан рядом с нею чувствовал себя ничтожным карликом.
– Я ратовал за Аккадию не из желания тебе досадить.
– Мне нет дела до твоих желаний.
Элида попыталась его обойти. Лоркан попятился.
– Я не… – с трудом выдавил он, – я не хотел, чтобы все так вышло.
– Конечно не хотел, – тихо и язвительно рассмеялась Элида. – С чего тебе злить твою расчудесную королеву и рвать кровные узы клятвы?
– Плевать мне на эти узы!
Сказано было не в запале. Лоркан еще никогда не произносил более правдивых слов.
– Я лишь хочу исправить случившееся.
Элида презрительно скривила губы:
– Может, я бы и поверила в искренность твоих намерений, если бы не видела, как ты полз за Маэвой по берегу.
Лоркан заморгал. Ненависть в словах Элиды вынудила его остановиться. Она прошла мимо и даже не обернулась… пока Лоркан не сказал:
– Я полз не за Маэвой.
Элида остановилась, коса ее качнулась. Потом обернулась. Величественная и холодная, как звезды в небе.
– Я полз… – У Лоркана дрожал голос. – Я полз за Аэлиной.
Перед мысленным взором Лоркана замелькали картины: залитый кровью песок, крики Аэлины. Он услышал слова ее последней мольбы, обращенные к Элиде.
– Когда Маэва со своей стороны оборвала узы кровной клятвы, я не мог шевельнуться. Я едва дышал.
Освобождение от кровной клятвы и ее разрыв были несопоставимы по ощущениям. В первом случае возникала преимущественно душевная боль. Во втором – телесная, которую не подавить никакими волевыми усилиями.
Узы клятвы на крови могли растягиваться и ослабевать. Ваган – последний из посланных на поимку Лоркана – до сих пор бродил где-то на севере Эрилеи, охотясь на беглеца. Чем не доказательство, что необязательно рубить по живому? Но разорвать узы по собственной воле… такое нередко означало обречь себя на смерть.
Нужно было это сделать там, на берегу. За месяцы поисков подобные мысли не раз посещали Лоркана.
– Я пытался добраться до нее, – тяжело сглатывая, продолжал Лоркан. – До Аэлины. До того ящика… Клянусь, – совсем тихо добавил он.
Слово было его опорой. Единственным, чем он дорожил. Во время их с Элидой странствий Лоркан рассказал ей об этом. Сейчас в ее взгляде не отражалось никаких воспоминаний.
Элида молча пошла дальше. Лоркан остался на месте.
Все, что выпало на долю Элиды и его соратников, случилось по его вине.
Элида подошла к костру, и только тогда Лоркан пошевелился. Он видел, как она села рядом с Гарелем. Губы ее были плотно сжаты.
– Ты же знаешь… он тебе не соврал, – прошептал ей лев.
Лоркан стиснул зубы. Он намеренно не маскировал своих шагов. Если острый слух позволил Гарелю слышать их разговор, лев прекрасно понимал, что Лоркан вернется вслед за Элидой, и не должен был соваться не в свое дело.
И все равно Лоркан следил за ее лицом, ожидая ответа. Когда Элида не ответила ни ему, ни льву, Лоркан пожалел, что вообще затеял этот разговор с нею.
Принц Рован Боярышник, он же Рован Галатиний – супруг королевы Террасена и ее истинная пара, – знал, что спит. Видеть ее он мог только во сне.
Вокруг была лишь тьма и ветер. Их разделяла громадная пропасть.
Эта пропасть, эта трещина в мире не имела дна. Но откуда-то долетали едва слышимые голоса.
Она стояла к нему спиной. Ветер шевелил золотистую пелену ее волос. Они стали длиннее, чем когда он видел ее в прошлый раз.
Он попытался обернуться ястребом и перелететь через пропасть. Внутренняя магия тела не откликалась. Он был заперт в своем фэйском облике. Фэйцы прыгают гораздо дальше смертных, но преодолеть пропасть ему было не под силу. И потому он мог лишь смотреть на нее и вдыхать ее ароматы, приносимые ветром: жасмина, лимона, вербены и потрескивающих углей. Ветер не рассказывал ему никаких тайн и не приносил песен.
Это был ветер смерти, холода; ветер «ничто».
«Аэлина!»
Здесь он не имел голоса, но все равно произнес ее имя. Отправил против ветра на другой край пропасти.
Она медленно повернулась к нему.
Это было ее лицо. Или таким оно станет через несколько лет, когда она совершит Преображение и обретет бессмертие наравне с фэйцами. Но его поразили не повзрослевшие черты ее лица.
Рука Аэлины покоилась на сильно округлившемся животе.
Она смотрела в его сторону, а ветер все так же развевал ей волосы. За ее спиной появилось еще четыре фигурки.
Рован упал на колени.
Самой высокой была золотоволосая девочка с изумрудными глазами, серьезная и горделивая, как мать. Рядом стоял мальчик почти одного с нею роста. Он тепло и открыто улыбался Ровану. У мальчишки были бирюзовые глаза Ашериров под гривой серебристых волос. Его брат, ростом пониже, вполне мог бы сойти за Рована в детстве: те же волосы и глаза. Последней была совсем маленькая девочка, цепляющаяся за материнские ноги… Почти младенец с мелкими чертами лица, серебристыми волосами и сапфировыми глазами незнакомой Ровану династии.
Дети. Его дети. Их дети.
А через несколько недель родится пятый ребенок.
Его семья.
Семья и будущее, которые могли бы у него быть. Самое прекрасное зрелище, какое ему когда-либо доводилось видеть.
«Аэлина!»
Дети крепче прижались к матери. Старшая девочка предостерегающе подняла голову, глядя на мать.
И тогда Рован почувствовал… Могущественный, смертельно опасный черный ветер, несущийся к ним.
Он попытался закричать. Попытался встать с колен и добраться до своей семьи.
Но черный ветер несся к ним, сметая все на своем пути. Аэлина и дети продолжали смотреть на него, пока ветер не закружил и не унес их.
Пока не осталось ничего, кроме праха и теней.
Рована вытолкнуло из сна. Сердце бешено колотилось. Тело кричало, требуя нестись вперед и сражаться.