— Никогда не доверял кулинарии, — сказал Коэн, очевидно пытаясь объяснить свое поведение.

— Но вы ведь только что сражались с чудовищными, безумными, кровожадными рыбами! — воскликнул менестрель.

— Нет, безумными были монахи, а рыбы… Фиг их поймешь. Вот от безумного монаха всегда знаешь, чего ожидать, но человек, готовящий пищу, да еще в таком месте… Это всегда тайна.

— И что?

— А то. Тайны убивают.

— Но ты-то жив.

Меч Коэна со свистом рассек воздух, который вроде бы даже чуточку зашипел.

— Я привык их разгадывать.

— О… Своим мечом? Типа как Карелинус развязал цортский узел?

— Честно говоря, парень, в узлах я совсем не разбираюсь.

На площадке между валунами горел костер, на котором варилась похлебка, а рядом сидела пожилая женщина и что-то вышивала. Менестрель ожидал увидеть что угодно, но только не это. Правда, для своего возраста одета женщина была немножко… по-молодежному, и окруженный цветочкам девиз, который она вышивала на платке, гласил: «АТВЕДАЙ СТАЛИ, САБАЧЬЯ СВИНЬЯ».

— Так-так, — сказал Коэн, убирая меч обратно в ножны. — Наткнувшись на те трупы, я еще подумал: кажется, знакомый почерк. И не ошибся. Как поживаешь, Вена?

— Неплохо выглядишь, Коэн, — спокойно откликнулась женщина, словно бы совсем не удивившись появлению Орды. — Ребята, похлебки хотите?

— Ага, — с ухмылкой ответил Маздам. — Только сначала ее попробует бард.

— Как тебе не стыдно, Маздам, — укорила женщина, откладывая вышивание.

— Не стыдно. Когда мы встречались в последний раз, ты отравила меня и утянула мешок драгоценностей…

— Это было сорок лет тому назад! И где ты был, когда мне пришлось в одиночку сражаться с толпой гоблинов?

— Я знал, что ты их победишь.

— А я знала, что драгоценности тебе без надобности. Доброе утро, Злобный Гарри. Привет, ребята. Придвигайте камни. А это что за убогое создание?

— Это бард, — представил Коэн. — Бард, познакомься. Вена Воронокудрая.

— Что? — воскликнул бард. — Не может быть! Даже я слышал о Вене, она высокая девушка с…

— Старые легенды умирают долго, — вздохнула Вена, приглаживая седые волосы. — Кстати, ребята, теперь меня величают госпожой Макгарри.

— Да, я слышал, ты остепенилась, — кивнул Коэн, зачерпывая ложкой похлебку и пробуя варево на вкус. — Вышла замуж за трактирщика, повесила меч на стену. Завела детей…

— Внуков, — с гордостью поправила его госпожа Макгарри, но буквально через мгновение улыбка исчезла с ее лица. — Один из них теперь управляет трактиром, а второй ушел в бумажную промышленность.

— Заведовать трактиром — хорошее дело, — одобрил Коэн. — Но в канцелярии ничего геройского не вижу. Резак для бумаги — это тебе не меч. — Он облизнулся. — Очень вкусно, девочка.

— Забавно, — пожала плечами Вена. — Никак не думала, что у меня к этому талант, но ради моих пампушек люди готовы ехать на другой край света.

— Значит, в этом смысле ничего не изменилось, — сказал Маздам Дикий. — Хур-хур-хур…

— Маздам, — перебил Коэн, — помнишь, ты просил предупреждать, когда твое поведение станет слишком диким?

— Да?

— Сейчас как раз такой момент.

— Ничего, ничего, — успокоила госпожа Макгарри, мило улыбнувшись покрасневшему Маздаму. — Так вот, когда Чарли умер, я тупо сидела в комнате и вдруг подумала: неужели все? Осталось только ждать Мрачного Жнеца? А потом… Потом появился этот свиток…

— Какой такой свиток? — спросили Коэн и Злобный Гарри одновременно и яростно воззрились друг на друга.

— Понимаешь ли, — сказал Коэн, запуская руку в заплечный мешок, — я тоже нашел некий древний свиток, в котором было подробно описано, как перебраться через горы, как обойти все ловушки…

— И я тоже, — признался Гарри.

— И ты молчал?!

— Коэн, я — Темный Властелин, — терпеливо объяснил Злобный Гарри. — А не добрая фея-крестная, помогающая всем и вся.

— Но ты-то где его нашел?

— В какой-то древней гробнице, которую мы решили разграбить.

— А мой хранился в старой кладовой, ну, у меня во дворце, — сказал Коэн.

— А мой оставил в трактире какой-то одетый во все черное путник, — добавила госпожа Макгарри.

— Гм, прошу прощения? — разорвал наступившую тишину менестрель.

— Чего? — дружно спросили все трое.

— Это только мне кажется? Или все мы кое-что упускаем?

— Что именно? — поинтересовался Коэн.

— Во всех свитках описывалось одно и то же: как перебраться через горы. И этот путь еще никому не удавалось преодолеть.

— Да. Ну и что?

— Но… гм-м… кто написал все эти свитки?

Бог-Крокодил Оффлер поднял взгляд от игрового поля, которое на самом деле было миром.

— Ну и чьих он будет? Прифнафайтефь, — прошепелявил Оффлер. — Фдефь какой-то умник объявилфя.

Все собравшиеся божества вытянули шеи, оглядываясь по сторонам, а потом один из них неуверенно поднял руку.

— А ты у наф?.. — поинтересовался Оффлер.

— Нугган Всемогущий. Мне поклоняются в отдельных районах Борогравии. Этот юноша был воспитан в моей вере.

— И фо фто ферят нугганиты?

— Э-э… в меня. Главным образом в меня. И моим последователям строго-настрого запрещено есть шоколад, имбирь, грибы и чеснок.

Некоторые боги поморщились.

— Да уф, — хмыкнул Оффлер. — По мелофам ты не рафмениваеффя.

— Но какой смысл запрещать брокколи? Этот подход несколько старомоден, — пожал плечами Нугган и посмотрел на менестреля. — Раньше особой сообразительностью он не отличался. Может, мне покарать его? Наверняка в этой похлебке есть чеснок. Чтобы госпожа Макгарри готовила без чеснока?..

Оффлер помедлил. Он был очень старым богом, восставшим давным-давно из курящихся зловонными парами болот в прокаленных темных землях. Однако благодаря определенного рода мудрости Оффлер пережил множество более современных и куда более красивых богов.

Кроме того, Нугган был недавним божеством, полным адского огня, больного самомнения и амбиций. Особой сообразительностью Оффлер не отличался, но даже он подозревал, что бог, претендующий на долгосрочность, должен предложить своей пастве нечто большее, чем амнистию от молний. А еще Оффлер ощущал не подобающую богу симпатию к существам, которым божественным повелением было запрещено есть шоколад и чеснок. И у этого Нуггана такие противные усики… Не подобает богу, каким бы мелким он ни был, носить такие гнусные усики.