– Каждый день до конца твоей поганой жизни по десять тысяч баксов.

– Нет, – сказал я.

– Мы поживем тут, – предложила Дэх. – А ты поживи у нас. Там прохладно.

– И ключ отдай от машины, – сказал Дэц.

– Конечно, – сказал я.

Дэц принес метровую трубу в доказательство насилия.

– Они держали ее в газете.

– Вы кто? – спросил я.

– Но как же такую большую в газете? Их бы менты свинтили с улицы, – изумился я.

– Ждем девчонку.

– Здесь в подъезде девчонок не водится. Есть одна только, девятилетняя.

Меня потрясала его детективная память на мелкие детали битвы за меня.

– Парень, вали отсюда, – сказали исполнители Дэцу.

Одного Дэц уложил сразу, другой огрел его черенком от лопаты и, перепрыгнув через перила, побежал вниз. Дэц вызвал тренеров из частной спортивной школы на Зоологической улице. Второго нашли к вечеру по месту жительства в Выхино. Пытали исполнителей. Пытали заказчика. Нашли врага-женщину. Все сознались, но кто-то умер от пыток. Один за другим они выбегали из небытия, сотканные из слов и подробностей, и убегали обратно, облитые кровью, с пачкой отданных мною денег.

– Их вообще нет, – наконец, сообразил я.

– Может быть, меня тоже нет? – с тревогой спросил Дэц.

– Все-таки почему меня заказали так за недорого? – удивился я.

Я взялся за трубу. Проломил голову одному Дэцу, потом – второму Дэцу, потом – третьему Дэцу, потом я проломил голову моей служанке с бессмертной душой по имени Дэх. В белой комнате дымилась любовь слуг.

– Я – владелец нуля, – подмигнул я дружески мертвецам.

Остальные Дэцы ждали меня в подъезде, во дворе, на улице и в метро. Я позвал моих издателей Дэца и Дэх, которые еще не успели уехать домой на такси. И Клавдию Петровну Дэх тоже позвал с нами отпраздновать битую посуду.

… год

О любви написано столько глупости, что скорее всего о ней вообще ничего не написано. Возможно, любовь к женщине – это сдача, та, в сущности, мелочь, которая остается в руках мужчины после его любви к Богу, но поскольку утрата религиозных контактов общеизвестна, то крупная купюра любви растрачивается сейчас повсеместно на чувство к противоположному (в основном) полу.

В авторитетном французском энциклопедическом словаре «Лярусс», выпущенном в начале XX века, слово l'amour ассоциируется исключительно с Богом и родиной, о других формах любви просто не говорится, видимо, как о недостойных и мелких предметах, а также, положим, из лицемерия. Весь XX век свелся к тому, что любовь изменила свое русло. На то есть причины. Мир обезбожился. Патриотизм был подчинен грубой идеологии. Любовь к женщине стала любовью с большой буквы и приняла характер монополии, возвелась и выродилась в зависимость.

Мир превратился в фабрику любви. Песни, фильмы, балеты, пьесы, телесериалы, романы, стихи – короче, что принято называть творчеством, в подавляющей своей массе говорит о любви. Что самое главное в жизни? И миллионы раскрытых глоток:

– Любовь!

Женские, мужские, любые журналы со страшной силой раздрачивают любовь во имя своих тиражей. На любви зарабатывается огромное количество денег, любовь как тема разогрета до предела, с нее неизвестно куда соскочить, и то, что все религии мира не любят эту любовь, представляя ее как помеху познанию жизни забыто напрочь, фактически запрещено рыночной цензурой. Вера заменена чувством еще со времен Возрождения, начавшего любовную революцию, возможно, самую успешную и длинную революцию в истории человечества, которая пришла к логическому завершению уже в наше время, и женщина в результате получила тот общественный и персональный статус, о котором она раньше и не мечтала.

В мировой постели женщина оказалась сильнее мужчины даже чисто физиологически. Вот она разлеглась: ангел Божий! Вот – задвигалась, задышала: похотливая, хитрая сука! Капризность, непостоянство, ветреность любви, ее зависимость от перепадов настроений, мимолетных видений, ромео-джульетовских препятствий, необходимых для ее возгонки и нередко ей тождественных, грязных вонючих носков, сексуальных фантазий, наконец, течения времени – то, что делало ее сюжет авантюрным и о чем трезво, рассудительно писали старые поэты, которых никто больше не читает, не изменилось, но зато изменилось другое: такая любовь выдается за единственное достойное любовное чувство и единственную жизненную опору, на которой держатся брак, семья, успех, дети, досуг, всё.

Когда на дискотеках весело пляшут под песню о несчастной любви – это комическое зрелище. Но когда мужчина оказывается в положении нелюбимого человека, это похуже землетрясения. Брошенная женщина – обработанное, оплаканное культурой явление, незавидный, но предсказуемый феномен, к которому с инстинктивной симпатией (хотя и не без скрытого злорадства) относятся общество и друзья. Брошенный мужчина – противоречие в себе, которое вызывает лишь отторжение.

Задача начинается с окончания. Как быть нелюбимым, в отличие от – нелюбимой, создает языковую невнятицу, дает возможность спрятаться в кусты множественного числа, и ищи тебя там, свищи. Но речь пойдет исключительно о тебе. Ты полюбил большой любовью. Ты сказал о ней: человек моей жизни. С этого момента считай: ты попался. Любовь – это общее кровообращение. Ты полностью открылся. Ты безоружен. На фоне благополучия происходят, конечно, какие-то недоразумения. Тебя они беспокоят, но все в порядке. Тебя ревнуют. Тебе говорят, что тебя любят. Тебя нежно обнюхивают, с тобой строят планы. Тебя называют ласковыми словами. В словах ты уменьшен, превращен в зайчика. Как бы тебя ни называли, ты – маленький. Нет, в отношении к миру ты – большой, ты больше, чем когда-либо, у вас сдвоены энергии, вы непобедимы. Но в самом себе ты маленький, ты только половинка.

И тут она тебя бросает. И не просто бросает, а уходит к другому, любимому человеку.

Ты начинаешь обливаться кровью.

В гостиничных правилах написано, что делать при пожаре. Пожар – радость по сравнению с тем, когда тебя бросает человек твоей жизни. Сначала ты пройдешь через полосу большой лжи. Тебе предстоит выслушать огромное количество вранья. У нее изменятся отношения со временем. Она будет куда-то исчезать, у нее телефон приобретет другое значение, она впадет в необъяснимую задумчивость. В походке появится странная аккуратность. В глазах застеклянеет выжидательное отношение к собственной жизни. А ты будешь ничего не понимать. Ты будешь недоумевать. Если ты чувствуешь, что начинаешь метаться – значит, уже поздно. Ты уже убит. Значит, убей любимого человека или уйди. Не беги за ней, не бросайся вдогонку. Не поможет.

Но ты еще не созрел, мужик.

– Ты чего заметался? – спросит она тебя, разглядывая прищурясь, как объект наблюдения.