Он заметил, как я улыбаюсь, и мысль, что я смеюсь над проколотой шиной, взбесила его. Я впервые увидел, как бесконтрольная ярость может исказить лицо человека. Грант вскочил и стоял неподвижно, плотная фигура воинственно сгорбилась, сильные плечи напряглись под пальто, руки висели по бокам. Вдруг он нагнулся и выбрал среди кучи инструментов баллонный ключ. Не сводя с меня глаз, он рассекал им воздух.

– Если хотите, я помогу вам с этим проколом, – мягко предложил я.

В ответ он сделал шаг в сторону, размахнулся, будто собирался рубить дрова, и ударил по заднему стеклу «мини-купера». Стекло с шумом разлетелось и зазвенело по стенкам салона, из рамы торчал только острый треугольный осколок.

У нас с Тик-Током машина была всего три недели. Злость поднялась во мне мгновенной горячей волной, и я сделал шаг, чтобы спасти от дальнейшего разрушения свою самую ценную собственность. Он обернулся ко мне и снова поднял баллонный ключ.

– Не будьте ослом, Грант, – решительно сказал я. – Бросьте эту штуку и давайте вместе поменяем колесо.

– Вы… – выкрикнул он, – вы отняли у меня работу.

Глаза над высокими скулами налились кровью. Большие ноздри зияли, будто черные ямы. Он размахнулся и занес руку с ключом над моей головой.

В эту минуту я подумал, что он, должно быть, действительно сошел с ума, потому что, если бы он попал, он наверняка бы убил меня, и у него не было никакой надежды удрать в стоявшей рядом машине без колеса. Но он не способен был думать.

Я увидел занесенную над моей головой руку и, прежде чем она опустилась, успел увернуться. Баллонный ключ просвистел мимо правого уха. Его рука вернулась в прежнее положение, и он опять целился в меня. Я нырнул у него под мышкой, и на этот раз, когда он замахнулся, его туловище оказалось открытым. Я сделал шаг и ударил изо всех сил кулаком ему под ребра. Он замычал, когда воздух с силой вырвался из легких, рука с ключом упала, и голова дернулась вперед. Я чуть отклонился вправо и ударил его ребром ладони сбоку в шею. Он упал на колени и, слабея, пополз по траве. Я вынул баллонный ключ из разжавшихся пальцев, положил его вместе с другими инструментами в ящик и засунул все в багажник его машины.

Становилось очень холодно, ранние сумерки превратили все цвета в черный и серый. Я присел на корточки возле Гранта, он был почти без сознания, тяжело дышал и слегка постанывал.

Я нагнулся к его уху и спросил, будто продолжая разговор:

– Грант, почему вас уволил Эксминстер?

Он что-то пробормотал, но я не расслышал. Я повторил вопрос. Он молчал. Я вздохнул и выпрямился. Оставался лишь маленький шанс.

Вдруг он отчетливо произнес:

– Он сказал, что я передавал информацию.

– Какую информацию?

– Передавал информацию, – повторил он не так ясно.

Я нагнулся и переспросил:

– Какую информацию? – И хотя губы у него шевелились, он ничего больше не сказал.

Я решил, что не могу уехать и оставить его лежать тут, на холоде. Я опять вынул инструменты, разложил их на траве, поставил целое колесо и затянул гайки. Потом накачал шину, вытащил домкрат и бросил его вместе с проколотым колесом в багажник на ящик с инструментами.

Грант еще не совсем пришел в сознание. Я знал, что не так сильно ударил его, чтобы он так долго не приходил в себя, и мне пришло в голову, что, вероятно, его затуманенный мозг нашел спасительный путь спрятаться от реальности. Я нагнулся, потряс его за плечо и позвал по имени. Он открыл глаза. И на секунду показалось, будто улыбается прежний Грант, но затем обида и горечь снова овладели им, как если бы он вспомнил, что случилось. Он выглядел отчаянно уставшим, полностью выжатым.

– О боже, – проговорил он, – о боже! – Его слова прозвучали как настоящая молитва, и сошли они с губ, которые обычно, не задумываясь, проклинали.

– Если бы вы обратились к психиатру, – ласково заметил я, – он мог бы что-то посоветовать вам.

Он не ответил, но и не сопротивлялся, когда я помог ему сесть в «мини-купер». Он бы не смог вести машину, и никого не было поблизости, чтобы довезти его до дома. Я спросил, где он живет, он объяснил. Его машине на стоянке ничего не грозило, и я предложил ему завтра забрать ее. Он молчал.

К счастью, он жил всего в тридцати милях от ипподрома, и я довез его, куда он сказал; он вышел перед безликим домом на две семьи на окраине маленького сельского городка. В окнах свет не горел.

– Вашей жены нет дома? – спросил я.

– Она ушла от меня, – бросил он отсутствующим тоном. Затем на щеках вздулись желваки, и он закричал:

– Не суйте нос в… чужие дела. – Он толкнул дверцу машины, выбрался наружу и с грохотом захлопнул ее. – Убирайтесь вместе с вашим благополучием и… Мне не нужна ваша помощь, вы…

Казалось, его обычное состояние вернулось, оно вызывало жалость, но не было никакого смысла оставаться и выслушивать его проклятия. Я включил мотор и отъехал. Но, не проехав и полмили, я нехотя пришел к заключению, что ему не стоит оставаться одному в пустом доме.

В этот момент я был в центре маленького городка, где в ярко освещенных магазинах уже были заперты двери, я остановился и спросил пожилую женщину, где можно найти доктора. Она указала большой дом на тихой стороне улицы, я припарковался и позвонил.

Появилась хорошенькая девушка, сказала:

– Прием с шести, – и попыталась закрыть дверь.

– Если врач там, позвольте мне поговорить с ним, – быстро вставил я.

– Хорошо, – согласилась она и ушла. Немного спустя вышел молодой круглолицый, внушающий доверие человек, жующий кусок шоколадного торта с кремом. Его лицо выражало безропотный вопрос, такое выражение бывает у врачей, выполняющих долг в нерабочее время.

– Вы, случайно, не доктор Гранта Олдфилда? – спросил я. Если Грант и не его пациент, подумал я, то он подскажет мне, к кому обратиться.

Но доктор сразу же сказал:

– Да. Что, он опять упал?

– Мм… Нет. Не будете ли вы любезны, поехать и посмотреть его?

– Сейчас?

– Да, пожалуйста. Он… мм… его стукнуло на скачках.

– Полминуты, – проговорил доктор и вошел в дом. Почти тотчас он вновь появился с врачебным чемоданчиком и еще одним куском торта. – Вы не довезете меня? Чтобы не тратить время, а то мне надо выводить машину из гаража, тут рукой подать.

Едва мы сели в «мини-купер», как он спросил о разбитом заднем стекле, вопрос не праздный, потому что пронизывающий ветер леденил нам шеи. Я рассказал, как Грант разбил стекло, и объяснил, каким образом мне удалось привезти его домой.

Он слушал молча, слизывая крем с куска торта. Затем спросил:

– Почему он набросился на вас?

– По-видимому, он убежден, что я отнял у него работу.