– А, – махнул рукой вожак, – какой он добытчик?! Я не мог спокойно дышать, если он оказывался у меня за спиной! Другие, правда, не лучше…

– Вот видишь! А мне нравится дышать спокойно – вот такой я чудак. Однако лебезить и пресмыкаться мне не нравится. Поэтому я не делаю баган, не соглашаюсь подчиняться. Я предлагаю всем дружбу.

– Угу! – усмехнулся Юка и потрогал разбитую бровь. – Всем таким же способом предлагаешь, да?

– Извини, друг! – печально развел я руками. – Мне совсем не хотелось с тобой ссориться. Однако путь мой был долог, мужских сил накопилось много, а твои женщины оказались очень красивы. Я не смог устоять.

– Ну, и делал бы таг-таги с ханди! – буркнул вожак, потирая распухшую руку. – И что за демоны тебе помогают?!

– Разве я похож на лахуза?! – слегка возмутился я, дабы избежать ответа на второй вопрос. – Я и ханди-то увидел здесь впервые, а раньше только слышал о них! Зачем вы их держите?

– Ну, как зачем… О людях заботиться надо.

– В каком смысле?

– И «слабым», и молодым, и лахузам всяким тоже таг-таги хочется, – начал объяснять Юка. – Так что ж, им нормальных баб давать?! Обойдутся! Пусть ханди пользуются!

– А как же… – попытался я задать вопрос, но не смог вспомнить неандертальский аналог слова «справедливость». Впрочем, не факт, что таковой вообще имелся в местном обиходе. Пришлось на ходу сменить тему: – Слушай, а откуда берутся лахузы? Ни у кого их моих друзей их нет!

– Так у вас и ханди нет, – явно смутился вожак, – откуда ж лахузам взяться? Понимаешь, раньше их еще в детстве убивали, а потом оставлять стали.

– Зачем?

– Да я еще не родился, когда это придумали, – Юка как бы оправдывался, и меня это интриговало все сильнее. – Вроде как предки заповедали, воля духов, опять же… Был бы жив старый шаман, он бы тебе прояснил. Сам-то я думаю, что просто людей мало стало. Давно уже. А которые есть, или совсем «слабые», или злые и подлые, как гиены. Никто подчиняться не хочет, так и норовят в глотку вцепиться. Мне, как вожаком стал, уже четверых «сильных» убить пришлось. А ты вот пятого уговорил.

– Да ты и сам, поди, предшественнику башку раскроил? – дерзко предположил я.

– Не-е, – заулыбался вожак, – я его копьем заколол.

– В спину, небось?

– А что было делать?! – вскинулся Юка. – Взъелся он на меня – не сегодня, так завтра самого бы прикончил. В общем, мало людей и все меньше становится. А вчетвером-пятером, сам понимаешь, ни лошадей загнать на покол, ни на мамонта пойти. Ну, а лахузы на охоте, в общем, не хуже людей орудуют.

– Короче говоря, забрал ты себе всех нормальных баб. И все человеческие дети в поселке – твои!

– Если бы! – вздохнул Юка. – Тогда б вся молодежь была в меня – сильная, умная и послушная. Если бы… Я так понимаю, что «сильные» моих баб втихаря потрахивают. Вот и рождаются зверята – ты ему подзатыльник, а он зубами вцепиться норовит! С лахузами проще…

На некоторое время вожак погрузился в горестные размышления. Потом он шумно вздохнул и сказал:

– Слушай, друг, а давай поедим!

– Давай, – согласился я и сразу почувствовал свой извечный бездонный голод.

Вообще-то, я люблю и умею готовить, но почти никогда этим не занимаюсь. По странному свойству то ли характера, то ли организма, чувство меры у меня отсутствует напрочь, полностью сытым я не бываю никогда. Поэтому запасать дома продукты для готовки бесполезно – обязательно не удержусь и все сразу съем. Правда, потом могу пару дней обходиться вообще без пищи и никаких особых мук не испытывать. В этой связи, дабы избавить себя любимого от лишних хлопот, я предпочитаю столоваться на стороне – по точкам «общепита». По моим наблюдениям, сегодня никто никакой добычи в лагерь не приносил. Значит, употреблять в пищу придется нечто, добытое до великого похода на ханди. Почему-то эта мысль никакого содрогания у меня не вызвала.

В итоге с вожаком мы расстались вполне мирно. Правда, сгибаться я не мог, так как был набит мясом под завязку – чуть что, и оно полезет из всех дырок. Я бы, конечно, съел что-нибудь еще, но больше мне ничего не предложили. Тем не менее, чувство глубокого морального удовлетворения имело место быть – почти все выяснил! Осталось прояснить пустячок – кто такие лахузы? Кого бы спросить?

Между жилищ мелькнула знакомая фигурка – Тоблу тащила на спине здоровенный кусок мяса вместе со шкурой. Останавливать ее я не стал, а побрел следом. Потом я некоторое время стоял в сторонке и наблюдал мирный быт местного общества. Возле «вигвама» горел костер. Две женщины готовили мясо: нанизав кусок на палку, пытались его обжарить – не в пламени, конечно, а сбоку костра, где были угли. Мясо было, как говорится, не первой свежести, и запашок вокруг стоял еще тот. Чуть в стороне двое тощих лохматых, бородатых мужиков развлекались колкой мелких костей с целью добычи костного мозга. Делали они это довольно вяло и без особой надежды на успех – вероятно, перебирали остатки былых трапез в ожидании основного ужина. Свалив свою ношу на землю, Тоб-лу принялась острым камнем отделять части от целого. Мясо было жестким, волокнистым и резалось плохо. Кусок был облеплен присохшей шерстью, травой и землей, но мыть его, конечно, никто не собирался.

– Прекрати! – сказал я, с трудом присаживаясь у костра на корточки. – Говори со мной!

Женщина оставила работу, подняла голову и выжидательно уставилась на меня.

– Будешь смеяться – убью! – предупредил я. – Кто такие лахузы?

– Да вон они!

– Угу…

Пришлось, кряхтя, подниматься и идти к мужикам. Одного я взял за волосы, поднял на ноги и стал рассматривать: «Фенотип явно кроманьонский. Это как же?!»

– Ты кто? – спросил я и отпустил захват.

– Человек… – последовал робкий ответ.

– Врешь! Ты – ханди, я же вижу!

– Я человек! – стоял на своем туземец.

– Почему ты живешь здесь? Почему не уходишь к своим?

– Потому что свои – здесь, мое место – здесь, – заверил туземец.

– А-а, понял! – хлопнул я себя по лбу. – Так и должно быть! Но у ханди ты ты был бы как все, а здесь ты – лахуз.

– Мое место здесь, – покачал головой мужчина. – Чужака никто не примет. Проверено.

Пока мы беседовали, второй – лохматый-бородатый лахуз – сосредоточенно долбил камнем мосол. Его труды увенчались успехом – раздался хруст, за которым последовал радостный возглас:

– Получилось! Есть!

И, после паузы:

– Слышь, ты, новый «сильный» мужчина, не желаешь полакомиться?

– Желаю, – милостиво кивнул я.

– Держи! – он протянул мне расколотую кость. – Только там осколки острые – язык не проколи!