– Будь осторожна! Знаю я тебя, начнешь бегать и раны дергать! А надо выздоравливать, мы хотим теперь тебя снова здоровой и сильной увидеть. Так что держись!

Оказалось, все они пришла специально для того, чтобы попрощаться со мной. Это было очень приятно и трогательно.

– Выздоравливай! – Хайди всучила мне букетик и вместе с Нэнси и Керстин вышла из комнаты.

В палате осталась только Ирис, она смотрела на меня и улыбалась.

– Надеюсь, ты готова дать мне обещание, что будешь делать все для того, чтобы очень скоро снова быть здоровой?! – Желая придать строгость словам, она пристально посмотрела мне в глаза. Но взгляд был полон любви, нежности и тепла.

Мне стало так хорошо и грустно одновременно, что слезы потекли по щекам.

– Ах, Ирис! Я обещаю, обещаю тебе! Я обязательно вернусь сюда здоровой, сильной, вот увидишь!

Ирис обняла меня и сказала:

– Ты никогда больше не вернешься сюда, никогда…

11:30

За полчаса поездки на машине я успела устать. Я медленно шла по коридору нефрологического отделения в поиске палаты тридцать восемь. Длинный коридор был тих и нелюдим, казалось, что во всем отделении нет ни одного пациента. Двери в палатах закрыты, и только одна медсестра сидела на рецепции и что-то записывала. Подойдя ближе, я спросила:

– Где тридцать восьмая палата?

Медсестра медленно подняла на меня вопрошающий взгляд.

– Вы стоите напротив.

– Ах да! Извините, не заметила. Так долго шла по коридору, что стала сомневаться, что это здесь.

Быстро нырнув в нужную дверь, я вошла в похожую на мою палату. Четыре койки, по две напротив друг друга, стояли вдоль противоположных стен. На одной стороне спала пожилая женщина, с седыми как снег волосами. На другой стороне койка, стоящая ближе к выходу, была пуста, на другой, той, что стояла ближе к окну, сидела мама и что-то читала. Увидев меня, она расплылась в улыбке:

– Ну наконец то! Блудная дочь к матери пожаловала!

– И совсем даже не блудная, – отшучивалась я, обнимая мамульку.

– Ах, как же я соскучилась, доченька моя любимая! Как же я рада, что ты наконец приехала!

Мама крепко прижала меня к себе и чмокнула в обе щеки.

– Ну, рассказывай, где вы отдыхали и почему ты такая бледная и худая? Вы что, каким-то экстремальным спортом там занимались, ты совсем дошла? – спросила мама, бросив строгий взгляд.

– Нет, ну что ты, какой спорт, ты же знаешь, я жуткая лентяйка! – отвертелась я.

Все-таки я беспробудная врунишка, минут десять увлеченно рассказывала о несуществующем путешествии, в надежде, что она успокоится и поверит. Внимательно выслушав меня, мама пристально посмотрела мне в глаза и твердо сказала:

– Ну, все сказала? А теперь рассказывай правду…

– Ты только не переживай, мамочка, на самом деле все уже хорошо, осталось лишь пару капельниц пережить и несколько месяцев походить в парике. И все!

– В парике? При чем тут парик, капельницы? Ах! Доченька моя! – Мама обняла меня и заплакала. А я вместе с ней…

Оставаться у мамы долго я не могла, уже через полчаса почувствовала слабость и тошноту. Зайдя домой, я рухнула в постель, смертельно уставшая. Моя кровать, комната и вещи вокруг говорили мне: «Ты дома!» Я лежала неподвижно, не в силах шевельнуться, но в душе все пело от счастья! Немного отдохнув, я с радостью начала разглядывать свою комнату, отмечая чистоту и полный порядок. Герман постарался, вот молодец! Учебники, сложенные стопочкой, красовались на письменном столе, ни одной разбросанной ручки, все в карандашнице, мусорное ведро пусто, постель заправлена, и ни одного носка на полу.

Кухня, ванная также блестели от чистоты. Противоречивые чувства медленно потекли внутрь меня, больно защемив глубоко в груди. С одной стороны, меня радует, что мой малыш ждал меня, готовился к моему возвращению и старался сделать все возможное, чтобы порадовать меня. Но с другой стороны…

Мой мальчик за какой-то месяц стал совсем взрослым. В течение двух недель он почти всегда был один, папа разрывался между мной и мамой и не мог проводить с ним много времени. Взглянув в его детские глаза, я вдруг поймала себя на мысли, что не узнаю его. Взгляд стал другим: уставшим, потухшим, озабоченным и взрослым. Он всегда был беззаботным, веселым и очень смешным мальчишкой, теперь же всего за месяц изменился.

Не хочу думать об этом, не буду! Все наладится, восстановится и изменится. Я счастлива уже оттого, что снова вижу его, и вместе мы все преодолеем.

9:00

Первый раз за последние две недели я проснулась в своей кроватке! Запах родной постели напомнил о том, что я дома! Странно, почему моя подушка пахнет просто моей подушкой, а там, где я спала еще вчера, подушка пахнет больницей? Конечно, за время, которое я находилась в больнице, пришлось привыкнуть к местным запахам. Казалось даже, что все нормально, но с сравнении с ароматом моей любимой, душистой постели ничто не сравнится!

Как же я счастлива! И как хорошо выспалась сегодня! Никто не устраивал мне ранний подъем уколами, зарядками и таблетками. Только лучик солнца прорвался на рассвете, чтобы ласкать мое лицо своим теплом. Спальня залита солнечным светом. Состояние все еще лениво-сонное, вставать совсем не хочется! Даже не слышала, как Герман ушел в школу, наверное, собрался очень тихо, хотя обычно мой сон довольно чуткий.

Внезапный шум окончательно разбудил меня. Что это? Кажется, кто-то хозяйничает на нашей кухне. Ну конечно, этот запах, запах свежеиспеченных блинчиков! Мама очень часто приходит по утрам, пока я сплю, чтобы испечь мне блинчики на завтрак. Стоп, мама же в больнице, тогда кто там?

Недолго думая я встала и отправилась на кухню.

– Ой, доча, я разбудил тебя? Это дурацкая ручка от сковороды, такая горячая, думал, она с покрытием, схватился, пальцы обжег и сразу бросил ее, вот и нашумел.

Папа выглядел расстроенным.

– Ну что ты, папочка, сейчас мы с тобой таких блинов напечем и вместе позавтракаем! А я уже подумала, что это Лариса пришла сестрицу блинчиками с утра побаловать. А тесто-то густое, смотри, какой блин толстенный получился. Давай-ка по маминому рецепту делать. Вот только умоюсь.

– Лариса спит еще, доченька. Ты же знаешь, какая она засоня.

Быстро умывшись, я долила в тесто молока и принялась за блины.

– Ну вот, хотел девочку свою порадовать, а вместо этого работы подкинул с этими блинами! Доченька, тебе, наверное, совсем тяжело еще стоять-то?

– Да ладно тебе, пап, я же не инвалид, постою немножко, к тому же теста не так много осталось.

После энного испеченного блинчика я почувствовала усталость. Решив не использовать все тесто, мы сели завтракать.