Шаги этих людей были не то чтобы вовсе не слышны, а просто заметны лишь тому, кто знал, к чему прислушиваться.

Итак, трижды обойдя вокруг дворца, солдаты вернулись в порт. Они поднялись на корабль и скрылись в тени высоких мачт. Дважды хлопнула дверь капитанской каюты.

— Прощай и ты, уважаемый Али-Аг-Бек…

Далекие звезды могли бы разглядеть, как спустился по сходням высокий, чуть сутулящийся человек, тот самый, что только что прощался с капитаном. Как вслед за ним ушли в порт еще двенадцать человек, вернее, теней в свете немеркнущих, но равнодушных светил.

Вместе со звездами наблюдал за приездом этих более чем странных гостей и неспящий Алим. Он не был стражем, не следил за всем миром, дабы защитить своего освободителя от еще неведомых бед. Нет, он просто наслаждался дарованной свободой.

Быть может, даже неспящий и всевидящий маг не заметил бы странные преображения этих странно одетых и более чем странно ведущих себя людей, если бы процессия не остановилась у ворот дома визиря.

Высокий человек трижды постучал по отполированной до блеска медной пластине. И почти сразу створка ворот отошла в сторону.

— Не кроется ли здесь какое-то злодейство… — пробормотал Алим. О, даже всевидящие маги порой ведут себя как пугливые поварята.

— Приветствую тебя, достойный и уважаемый Анвар!

— Да распрострет над твоей неверной головой Аллах всесильный и всевидящий свою длань, мой друг! — проговорил в ответ визирь, отец Мераба, пропуская перед собой высокого гостя.

«Неужели я стал свидетелем настоящего заговора?» — вновь задал себе вопрос Алим. Он старался уследить сразу за всем в весьма обширном доме визиря и потому пропустил самое начало повествования, которое уже начал полуночный гость достойного визиря.

— …Вот поэтому я и крадусь к тебе под покровом ночи, как самый тайный из тайных лазутчиков, друг мой.

— Понимаю, — кивнул визирь. — Увы, мало чем я могу сейчас помочь тебе, мой неверный друг. И пусть не ведем мы войн ни с франками, ни с готами, ни с ромеями, соперничество, о котором ты упомянул, существует. Оно простирается на полудень и полуночь, от восходных вод до закатных. И если ранее воины и владыки пытались завоевать сушу, то теперь они стараются переиграть друг друга в океанах, стараются первыми завоевать острова и островки, дабы поднять над ними свой флаг и тем наказать соперников, пришедших вторыми.

— Именно так, достойный Анвар, именно так. Мой повелитель поручил мне найти эту страну и водрузить над дворцом ее владыки лабарум или вексиллиум по давнему рыцарскому обычаю. Пусть мне придется пересечь для этого моря и океаны, истоптать сотню пар башмаков, потерять всех солдат или обрести сотню врагов… Но повеление своего монарха я исполнить обязан. Ибо слово, что я некогда дал повелителю, нерушимо, как может быть нерушима океанская скала.

Визирь усмехнулся.

— Должно быть, почтенный Максимус, ты забыл, что морские скалы лишь кажутся нерушимыми. Однако в твердости твоего слова я уже некогда успел убедиться, а потому не будем возносить пустые хвалы, а сразу перейдем к делу. Ибо завтра, когда ты падешь ниц перед моим повелителем, халифом прекрасной Джетрейи, да хранит ее вовеки Аллах всесильный и всевидящий, мы уже должны знать, чего именно просить для тебя. Ибо твоя задача столь же велика, сколь и малопонятна, а повеление, которое погнало тебя в дорогу, сурово.

— О да, уважаемый Анвар, друг моих далеких дней. Именно так.

— Сейчас же, мой добрый Максимус, я приглашаю тебя отведать яств, как это пристало двум старым приятелям. А дела серьезные оставим на утро, ибо под пологом ночи творятся лишь дела, Аллаху неугодные. Дело же наше до утра подождет. Быть может, сон подарит тебе или мне решение непростой твоей задачи.

— Благодарю тебя за приглашение, достойный Анвар. Но мои люди…

— Они уже устроены, Максимус. Каким бы я был хозяином, если бы не позаботился обо всех своих гостях! Тем более столь редких.

Неспящий Алим покинул мирно беседующих приятелей. Он успел убедиться, что никакого заговора ни против трона, ни против Мераба нет. Увы, в этот момент невидимый маг походил более на квочку, озабоченную одинокой тучкой над глупыми желтыми птенцами, чем на мудрого мага. Так бывает иногда: самый уверенный в себе человек, ступив на незнакомую почву, превращается в перепуганного малыша, которого добрая матушка в первый раз отпустила одного погулять.

Миновала ночь. Утро засияло столь беспечно-яркое, как это может быть лишь на самом берегу полуденного океана и лишь в прекрасной, как сон, Джетрейе.

— Воистину, прекрасен каждый день, который дарует нам милостью своей Аллах великий, повелитель всего сущего!

— Да, друг мой, твоя страна прекрасна. Однако не следует ли нам поторопиться?

— Даже торопиться следует медленно, достойный Максимус. Ибо жизнь пролетит мимо, и ты не успеешь насладиться тем, что вообще жил на белом свете. До часа аудиенции у нас еще есть время. Так насладимся же утренней беседой и тем, сколь искусны бывают повара под этим небом.

— О да, — беззлобно ухмыльнулся гость с далекой полуночи. — Порадуемся тому, сколь тучное чрево можно отрастить, ежедневно этим наслаждаясь.

— Хорошего человека, уважаемый, — визирь поднял вверх указательный палец, — должно быть много.

— С этим трудно спорить.

Мераб услышал в саду голоса. Голос отца своего он узнал бы из сотен тысяч голосов, но голос его собеседника был ему незнаком. А потому юноша собирался неспешно, опасаясь потревожить гостя и вызвать отцовское неудовольствие.

— Мераб! — Так кричать мог лишь отец. — Мераб! Мы ждем тебя, сын мой…

— Повинуюсь, — пробормотал юноша скорее для себя. Он, конечно, не пытался соперничать с отцом — зычный голос того был известен всей столице.

— Друг мой, Максимус, позволь представить тебе моего старшего сына, мою гордость.

Мераб поклонился. Всего пары мгновений ему хватило, чтобы оценить гостя: небогатый, но и не бедный, состоящий на службе у повелителя, но не раб, сильный телом и духом.

— Сын мой, это достойный Максимус. В те дни, когда я был чуть старше тебя, доводилось нам делить тяготы сражений и суровые нравы стихий.

— Да пребудет с тобой, достойнейший, милость Аллаха всесильного! — вновь склонил голову юноша. — Я Мераб.

— Здравствуй, мальчик. Твой отец несколько преувеличивает. Однако некогда мы и в самом деле были добрыми друзьями. В те дни, когда чрево твоего уважаемого батюшки было не столь обширно, как, впрочем, и моя плешь…

Мераб понял, что может позволить себе маленькую вольность, и заметил:

— О нет, уважаемый. Это всего лишь стремительно растущий лоб. Мудрость не любит прятаться под шевелюрой.

Максимус расхохотался:

— Увы, мой друг, я бы хотел, чтобы это было так. Но…