По-английски абориген говорил ничуть не лучше меня, наверное, поэтому я его легко понимала. Получив ответ, я перевела Пенкину:

– Едем, как только сядут еще двое.

– И сколько нам этих еще двоих ждать? – сварливо спросил он, как будто это я заставила его садиться на тук-тук.

Впрочем, буквально через несколько минут подсела еще одна пассажирка – молодая, худенькая, рыжеволосая, с большой сумкой через плечо, – и наш «вагоновожатый» решил трогать. Тук-тук, сдается мне, был на мотороллерной тяге: споро набрал ход и затарахтел по шоссе со скоростью километров сорок в час. Асфальт замелькал практически у моих ног: никаких дверок вагончику не полагалось, и, случись какой ухаб, можно было запросто вывалиться наружу.

– Ой, мамочки! – Я изо всех сил вцепилась в поручень.

– О, вы русские! – оглянулась к нам пассажирка. – Я из Вильнюса, а откуда вы?

– Из Москвы, – приосанился Пенкин.

– Давно в Тунисе?

– Седьмой день, – с достоинством отвечал мой босс. – И сколько стоит из Вильнюса приехать сюда?

– Я взяла экономичный вариант для студентов, три звезды за триста евро, – улыбнулась девушка. – А загорать сюда езжу, здесь можно пройти на пляж отеля.

– Ну и как у вас в Вильнюсе русским живется? – не отставал мой любознательный шеф.

А я, пока он беседовал, пыталась совладать со своими ощущениями: восторгом от свободной, с ветром в лицо, поездки и страхом вывалиться под колеса этого тук-тука.

Мы ехали еще минут десять, пока наш водитель не остановился и не показал в сторону какой-то глухой высокой стены с бойницами.

– Медина!

– Это что, центр? – спросил у меня Пенкин.

На его удивленный взгляд водитель закивал. Пришлось вылезать из повозки.

Медина оказалась чем-то вроде старого укрепления. Теперь за стеной с бойницами, окружавшей территорию размером с футбольное поле, располагался рынок. Разумеется, мы пошли его смотреть.

Так вот ты какой, восточный рынок: помидоры, дыни, клубника, орехи, мешки с пряностями, женские платья в пол с восточным орнаментом на груди и головными платками в тон, мужские белые свободные рубахи, ювелирные лавки, лавки с посудой. И рядом: кроссовки, футболки, бейсболки, джинсы.

– Велкам, велкам! – зазывают торговцы, сплошь усатые мужики в белых накидках.

– Зайдем? – оглядывается на меня Пенкин, и торговцы тут же меняют пластинку.

– Эй, давай заходи, недорого!

Ну ни фига себе недорого! Какие-то паршивые футболки – шестьсот рублей на наши деньги. Эй, ребята, в Москве возле метро такие за двести продают! Но Пенкин выбрал себе одну, сине-голубую, якобы «Адидас». Мне кажется, из чувства самосохранения: торговец так активно расхваливает свой товар, перебегая с места на место и перекрывая нам путь к выходу, что кажется: не купишь ничего – обидишь до смерти. Не исключено, что своей собственной.

После полутемного склепа лавчонки солнце слепит. Пенкин встал, щурится и на фоне связок чеснока и длиннющих мочалок смотрится очень экзотично. Толстенький, невысокий, в белых батнике и льняных штанах, основательно измятых в тук-туке, на голове темная бейсболка, на ногах желто-синие кроссовки. За спиной – улочка-коридор с лавчонками и хищными арабами, поджидающими добычу.

– Виктор Алексеевич, а давайте я вас сфотографирую!

Есть, готово! И вот этих манекенов в женских платьях щелкну. У одной «дамы» отбит нос, у второй сломана рука, но осанка гордая и драпировки ярчайшие: фиолетовое с золотом и оранжевое с зеленым.

– Лариса, не отставай.

Пенкину некогда ждать, пока я закончу делать снимки, и он топает к выходу. Спешу следом – что-то страшновато потеряться среди этих разбойников, маскирующихся под мирных торговцев.

Мы прошли всю Медину насквозь и увидели набережную. Носами друг к другу покачивались на волнах два парусника. И каких! Круглые дощатые бока с медными заклепками, веревочные снасти и потрясающие фигуры на носу. На том, что слева – птичья голова, на правом – Синдбад с черной бородой, в белой чалме и с вытаращенными глазами. Голливуд, да и только! Стоп, снято!

Я буквально впала в экстаз. Город был таким необычным, таким ярким, как с картинки. Синее-синее небо, чуть потемнее синее-синее море, белый-белый песок и, в тон ему, белые домики на чистеньких узких улочках, по которым ходят местные женщины в ярких платьях до пят, мужчины в светлых штанах и свободных рубахах вперемешку с мужчинами в шортах и панамках и женщинами в брюках и майках. Я делала короткие перебежки, то и дело жужжа фотоаппаратом, пока Пенкин не придержал меня за локоть.

Мы вышли на Апельсиновую улицу. По крайней мере я ее назвала так. Вдоль обочин расположились маленькие кафешки – столы вынесены прямо на улицу, под тень незнакомых мне раскидистых деревьев. И возле каждого – оранжевые «фонарики». Апельсины уложены горкой в плетеные корзины, а еще в какие-то круглые проволочные конструкции, похожие на птичьи клетки – вазы на каждом столике. Пенкин выбрал один, сел и кивнул мне, чтобы и я присела. Я тут же сфотографировала белого гипсового льва на нашем столе. Через спину у него были перекинуты две плетеные корзинки с апельсинами. Вьючный лев. Однако! Я взяла один апельсин и стала чистить. Вскоре подошел усатый мужчина и начал по-французски расхваливать местную кухню. По крайней мере я так решила – о чем еще можно говорить так долго и эмоционально? Разве что апельсина пожалел!

– Скажи ему, чтобы принес кус-кус, – распорядился мой шеф.

– Туа кус-кус! – обрадовался официант.

– Ноу, туа, один, – я показала один палец, а потом на Пенкина, – ему!

Официант опять о чем-то спросил по-французски (бывшая французская колония, второй государственный язык, что тут поделаешь), я поняла только «мадам».

– А ты что будешь? – посмотрел на меня шеф.

– Сок апельсиновый, свежевыжатый. И воды, пить хочется.

– И мне закажи.

Так, братец, надеюсь, ты меня поймешь. И я сделала заказ на английском.

Вскоре официант принес две бутылочки холодной воды и два бокала свежевыжатого сока. Я приложилась к тому и к другому по очереди. Хорошо! Оказывается, я здорово перегрелась, пока бегала с фотоаппаратом. Пенкин попивал свою воду с таким видом, будто только что сделал мне величайший подарок и теперь ждет благодарности. Я не заставила долго ждать.

– Виктор Алексеевич, а командировочные вы мне когда выдадите?

– Что? – Кажется, он решил, что ему послышалось. – Я же тебе зарплату заплатил!

– Но мы же здесь в командировке!

– Ладно. Потом, в гостинице, напомнишь мне, – надулся шеф. Похоже, от разговоров про деньги у него портится настроение.

Тут появился официант и объявил: