— Но щупач может вытянуть из меня ваше лицо, — робко пробормотала Эсме, на что магус лишь беззаботно отмахнулся, заметив, что у Империи нет точного описания его примет. Целительница не стала больше возражать, но по ее напряженному лицу капитан все понял без слов.

— Вы мне не верите, — констатировал он, сокрушенно вздыхая. — А-а, понял. Вы хотели узнать мое имя, чтобы быть уверенной, что я не один из тех, о ком рассказывают страшные истории в тавернах.

Эсме покраснела. Магусу сполна хватило обычной проницательности, чтобы прочитать ее мысли.

— Не могу успокоить, — пират хищно улыбнулся. — Обо мне сочинили предостаточно жутковатых сказок, и кое-что даже правда. Эсме… я даю вам честное слово, все обещания будут выполнены. Верите?

А он настойчив, этот безымянный капитан…

— Верю.

— Вот и прекрасно! — Магус вскочил. — Теперь, полагаю, вам надо отдохнуть. Ближе к вечеру мы поужинаем и потом выберем город — но предупреждаю, раньше чем через три дня ни в какой порт мы не попадем. Я, кстати, распорядился, чтобы завтрак… то есть уже обед принесли в каюту. И… фрегат больше не будет вас тревожить, я прослежу.

Она почему-то смутилась.

— Капитан, у меня есть еще один вопрос. Ваш юнга… Кузнечик… и еще один матрос… они приходили ко мне и спрашивали о Велине, моем учителе.

— По моей просьбе, — магус нахмурился. — Мы когда-то были знакомы, очень давно. Я хотел с ним встретиться, но… опоздал.

— На пять дней, — прошептала девушка.

— На пять дней, — эхом откликнулся магус. — Или на целую вечность. Очень жаль, что все так вышло.

Оба на мгновение замолчали, а потом капитан движением руки словно прогнал набежавшую печаль и улыбнулся.

— Вам сейчас надо отдохнуть, а потом я отвечу на остальные вопросы… если смогу.

Он проводил ее до порога, и Эсме неожиданно для себя сказала:

— Я… меня все равно мучает совесть из-за вашего лица. Если бы не десять раненых гроганов, мне хватило бы сил…

— Ох уж эта профессиональная гордость! — капитан покачал головой. — Я так и понял, что вы к тому времени уже очень устали. К тому же смерть учителя — я понимаю, какая это потеря… — Он осекся. — Раненые гроганы, говорите? А отчего их было так много?

— Мне сказали, какой-то фрегат сошел с ума, и… — начала целительница, и тут лицо капитана сделалось очень суровым. Он перевел взгляд на дверь — та распахнулась.

За порогом стоял крылан.

— Ты об этом знал?

Человек-птица опустил голову, его крылья дрогнули.

— Узнал, когда мы уже были на борту.

— А, да, конечно, — магус растерянно нахмурился. — Так какой фрегат сошел с ума?

— «Морская звезда», — скучным голосом отозвался крылан. — Ребята слышали в таверне, что там уже больше полугода были неприятности… из Тейдена капитан никудышный, сам понимаешь, его и люди плохо слушаются. Э-э… короче, эти идиоты попытались поднять на борт бочонок звездного огня. Капитан, по-моему, нашей гостье не мешало бы отдохнуть, а?

— Да-да, ты опять прав, — выражение лица магуса снова изменилось — он словно надел новую маску. Эсме хорошо видела тревогу под напускным благодушием и веселостью. — Моя госпожа, не угодно ли будет вам пройти в каюту? Завтрак ждет… — Он ненадолго закрыл глаза, и босые ноги Эсме ощутили, как в недрах фрегата что-то заворочалось. — И я пришлю кое-кого, чтобы составить вам компанию. Ничего не бойтесь, Эсме…

В каюте, которая должна была стать домом Эсме на ближайшие несколько дней, ее уже ждал поднос с едой. Неведомый кок постарался угодить гостье: в глиняной миске лежал кусок мяса, которого хватило бы на троих. Рядом стояли две чашки, в одной был эль, в другой — вода. Целительница не успела даже притронуться к еде, как в дверь вновь постучали.

— Прощу прощения. — Капитан надел темно-зеленую куртку поверх рубашки. Эсме вдруг показалось, что она слышала раньше о пирате, который всем прочим цветам предпочитает зеленый.

— Я тут кое-что принес, — магус протянул аккуратно перевязанный лентой пакет.

— Что это? — насторожилась целительница. Выражение лица у капитана было странное — он смотрел прямо перед собой, словно не видя ее.

— Одежда, — произнес он ровным голосом. — Возможно, наше путешествие окажется более длинным, чем планировалось изначально, а женщине нелегко без сменного платья. Примите, прошу.

При мысли о том, откуда могла взяться на фрегате женская одежда, целительница густо покраснела. Он хочет, чтобы она надела это? Отчаянно захотелось поинтересоваться, нет ли там внутри красных чулок, но что-то в лице капитана остановило Эсме от этого опрометчивого шага. Она со вздохом приняла пакет и, когда магус откланялся, развязала ленту.

Внутри было очень красивое шелковое платье, тонкая нижняя рубашка и кружевная шаль, все — фиалкового цвета.

«Она любит фиалки?»

Одежда пахла лавандой и слегка пожелтела от времени. Эсме мало что понимала в моде, но фасон платья вызвал в ее памяти полузабытые воспоминания десятилетней давности. Такое, только алого цвета, было у ее матери… в другой жизни.

— Кому же ты предназначалось? — тихонько спросила она, сметая с фиалкового шелка невидимые пылинки. Платье, конечно, не ответило, но зато усилилось ощущение взгляда — сразу со всех сторон, — да и пряный запах стал заметней.

Фрегат присматривался к гостье.

«Гостье? — Эсме, грустно улыбнувшись, взобралась на койку с ногами. — Кажется, я больше похожа на пленницу…»

Времени для того, чтобы обдумать свое положение, было предостаточно. Она отщипнула кусочек от предложенной щедрой порции, выпила воду — а потом и не заметила, как задремала.

…в ночи пожар полыхает так, что глазам больно смотреть.

Ты стоишь, растерянно опустив руки, и не знаешь, что делать. Ты еще не поняла, что произошло, тебе отчаянно хочется, чтобы все это оказалось сном, просто кошмарным сном — а завтра ты проснешься в своей комнате от дующего в окно бриза.

Но этого не будет.

— Во всем виноват твой брат, — говорит черный человек. Он стоит рядом, высокий, огромный. Ты так усердно вытравливала всякое воспоминание о нем из своей памяти, что теперь даже во сне видишь одну лишь темную фигуру, у которой нет лица, а его холодный и безжизненный голос мог бы принадлежать мраморной статуе. — Ему не следовало приносить домой свой улов…

Ты молчишь. Что еще ты, маленький ребенок, можешь сделать? Черный человек долго смотрит на тебя, а потом поворачивается и уходит.

Кажется, именно тогда ты принимаешь решение. Поначалу трудно, ты кричишь и плачешь — ведь отсекать воспоминания немногим проще, чем самой себе отрубить палец. А потом ты вдруг чувствуешь на плече чью-то руку, и смутно знакомый голос произносит: