— Конечно, топаски[8]красивы, но им не сравниться с чистокровными индианками: не та грация и стать!

— Интересно, она понимает, что мы говорим?

— Ни единого слова! Эти индийские жены — всего лишь красивые игрушки. Их ничему не учат, кроме как вести домашнее хозяйство, носить украшения и угождать мужу в брачных покоях.

— Зато муж для них — хозяин и господин. К тому же я слышал, они очень сладострастны. Если мужчина не посещает их две ночи подряд, они начинают чахнуть. Никакого сравнения с европейками!

— А образование, манеры?

— Зачем? Жена, которая молчит, пока ее не спросят, и во всем угождает мужу, которая красива и безотказна в постели, — разве это не клад? Вы видели, что индусы изображают на фасадах своих храмов?! Наших дам хватил бы удар! Если их женщины без скромности и стыда способны повторить все это…

— Вы бы хотели проверить?

— Почему нет? Конечно, не с какой-то грязной деревенской девчонкой! Вот с такой, как эта, не отказался бы. Посмотрите, какие волосы, глаза, губы! А грудь! Здесь явно чувствуется порода, чистая древняя кровь!

Один из собеседников усмехнулся.

— Почему бы вам, Дэвис, не жениться на индианке?

— Все дело в потомстве. Кому хочется иметь детей от цветной женщины? К несчастью, индианки очень плодовиты.

— Эту с трудом назовешь цветной.

— Да, эта — само совершенство. Поневоле позавидуешь ее мужу!

Вернулся Рамчанд и почтительно поклонился гостям. Дальше разговор продолжался на чудовищной смеси двух языков; впрочем, беседу значительно облегчили арак и французское вино, а после ужина — сигары, набитые ароматическими травами, смолами и кусочками индийской смоковницы. И конечно, бетель.[9]

Уильям Дэвис, молодой офицер, восхищавшийся красотой Тулси, не принимал участия в разговорах о налогах и торговле — он неотрывно смотрел на молодую жену хозяина дома.

О, эти чудесные, кроткие и в то же время манящие глаза, изящно изогнутые брови, напоминающие тяжелый шелк волосы и изысканная грация движений! Какая яркая, чувственная и вместе с тем непринужденная красота! Тонкая ткань маленькой кофточки с короткими рукавами, плотно обхватывающая грудь, не скрывала выпуклостей больших и твердых сосков; полупрозрачное сари позволяло видеть изгиб тонкой талии, а бедра были округлы, точно бока греческой вазы.

К концу вечера Дэвис совсем потерял голову, хотя Тулси не произнесла ни единого слова и сидела, скромно потупившись, как и полагается благопристойной и верной супруге.

Изрядно опьяневшие англичане вышли в сад. Наступал тот удивительный час, когда утрачивается ощущение времени, тонкие, чуть подкрашенные закатом облака невесомо плывут над миром, травы благоухают, а тревожные мысли будто бы растворяются в тишине сгущающихся сумерек.

Рамчанд спокойно беседовал с одним из гостей, Тулси шла впереди, за ней следовал Дэвис. В тот миг, когда их скрыли густые деревья, молодой англичанин остановился, обнял Тулси и поцеловал. От неожиданности индианка не успела отстраниться. И тут из-за деревьев появился Рамчанд.

Возмущение и ревность пронзили его подобно молнии: эта женщина принадлежала только ему, прикосновение к ней постороннего мужчины было равносильно осквернению святыни! Рамчанд был здравомыслящим и осторожным человеком, он много лет общался с англичанами, постиг разницу двух культур, но в этот миг думал только о жесточайшем оскорблении, которое нельзя оправдать ничем.

Он бросился к Дэвису и жене, схватил офицера за шиворот и ударил кулаком. Глаза Рамчанда дико блестели, губы гневно подергивались. Один из товарищей Дэвиса выхватил саблю и кинулся наперерез, желая припугнуть индийца, а тот, внезапно развернувшись, напоролся на острие и тут же рухнул наземь.

Вмиг протрезвевшие англичане подбежали к Рамчанду. Его тело было бездыханным; он умер почти мгновенно, без мучений и осознания того, что занавес его нынешней жизни опустился навсегда.

Тулси стояла бледная и неподвижная, как статуя. Удар обрушился слишком внезапно, она еще не успела понять, что произошло.

Рамчанда перенесли в дом и положили на диван. Англичане не смотрели друг другу в глаза и старательно отводили взгляд от Тулси. Каждый думал о том, как отвести от себя обвинения и предотвратить наказание. Погиб не простой человек, один из видных торговых деятелей Восточной Индии. Местная знать впадет в гнев, от своего начальства тоже не стоит ждать милостей.

Наступило утро. Вопли Кайлаш — безнадежные, бесконечно унылые, на одной ноте, разносились по всему дому. Тетка Рамчанда рвала на себе волосы и беспрерывно кричала, раскачиваясь из стороны в сторону. Тулси молчала. Она неподвижно сидела возле тела мужа, в ее лице не было ни кровинки, а в огромных, обведенных черными кругами глазах стояли непролитые слезы.

Молодая женщина окончательно поняла: ее предначертание — нести горе другим. Из-за нее умерла мать, отец отправился в неведомые странствия, погиб Хариш и — что само страшное! — умер Рамчанд, ее муж, от которого она видела только добро.

«Я должна умереть», — сказала себе Тулси и принялась нежно гладить волосы Рамчанда. Больше он никогда не встанет, не посмотрит на нее с любовью и нежностью, не произнесет ни единого слова!

Неизбежна смерть рожденного, как и рождение умершего; каждый, кто ушел во тьму, рано или поздно снова войдет в пределы света, но как Рамчанду и Тулси больше не суждено встретиться, так и вновь родившиеся уже не будут такими, как они.

Вскоре Кайлаш нашла в себе силы заняться устройством похорон. Следуя обычаю, женщина обратилась к астрологу, и он определил ближайший благоприятный день и час для погребения: завтра на рассвете будет зажжен костер. Завтра Тулси, как вдова, должна сгореть в его пламени заживо вместе с мертвым мужем, после чего их пепел смешают и развеют над водами священного Ганга.

Как сказал старик возле храма богини Кали, сладкий сон ее жизни был недолог. Таким же коротким оказалось и ее счастье.

В тот день в доме перебывало немало народу. Все выражали осиротевшим женщинам искреннее сочувствие и напутствовали Тулси, говоря, что избранный ею путь есть путь победы над небытием и обретения себя в образе бессмертной богини. Безмерно расстроенный, раскаявшийся Уильям Дэвис прислал корзину цветов; он не пришел, но его начальство посетило Тулси и Кайлаш. Англичане опасались, что женщины могут подать жалобу губернатору, но ни одна из них не помышляли о мести. То, что должно было свершиться, свершилось согласно закону кармы. Человек — должник бога, вся его жизнь — жертвоприношение, последнее и решающее из которых — смерть.

Наступила ночь, наполненный лунным светом воздух был сказочно неподвижен, а небо — необъятное, всепоглощающее, величавое — походило на океан черной туши.