рейхсфюрер. Но у меня срочные новости. И тревожные.

— Фюрер мертв?

— Слава Богу нет. Дело в другом.

Адъютант растерянно глянул на Бормана.

— Говорите, — разрешил я, — От партайгеноссе Бормана у меня секретов нет.

Мне показалось это верной тактикой. Пусть Борман мне доверяет — сейчас это важно. Я на самом деле не справлюсь с Гитлером без него.

Адъютант щелкнул каблуками:

— Как скажете. В общем: шутц-полиция по вашему указанию собрана, здание полностью оцеплено. Во-вторых: мы привезли вашу семью, рейхсфюрер, как вы и приказывали. В-третьих, прибыли министр Шпеер и доктор Геббельс. В-четвертых… В Берлине мятеж, мой господин.

— Что? — Борман вскочил на ноги с койки, на которой сидел.

— Нам сообщают, что мятежники только что взяли рейхсканцлеряю, — обреченно доложил адъютант, — И часть их уже идет сюда. Мы не знаем, сколько их, не знаем, каковы их цели. Но уже имели место перестрелки на Инвалиден-штрассе.

— Перестрелки кого с кем? — уточнил я.

Я в отличие от Бормана напуган не был. Чем больше хаоса — тем лучше для меня. А вообще, все это было удивительно: похоже, что я развалил Рейх, просто толкнув фюрера. Рейх оказался откровенно слабоват, я такого не ожидал.

Похоже, что в фашистских тираниях все на самом деле обстоит именно так, как мне говорил фюрер. Есть Гитлер — есть Германия. Нет Гитлера — Германия трещит по швам.

— Мы не знаем, рейхсфюрер, — ответил адъютант, — Обергруппенфюрер Кноблаух сейчас уточняет этот вопрос. Переговорите с ним, телефонная связь в Берлине пока что есть. Кноблаух предполагает, что восстали предатели в Вермахте — к ним как-то просочилась информация о ранении фюрера, и они решили воспользоваться моментом для трусливой измены.

Мы с Борманом переглянулись.

— Спасибо, я сейчас выйду. Оставьте пока нас с рейхсляйтером, — распорядился я.

Адъютант вышел, а Борман набросился на меня:

— Ваших рук дело?

— Не-а. Я думал, что ваших.

— Значит так: все отменяется, — отрезал Борман, — Забудьте пока всё, что я вам говорил. Нужно покончить с заговорщиками, остальное — потом. И не вздумайте дергаться, дружище. Ни шагу без согласования со мной! Я — ваш единственный союзник. Мятежники из Вермахта наверняка хотят мира с западными демократиями против русских. Их цели — не наши цели. Они идиоты. Тупая военщина! Они так и не восприняли доктрины национал-социализма в полной мере!

Борман, кажется, перепугался ни на шутку. Даже заговорил словами явно Гитлера, что свидетельствовали о крайней степени нервного стресса у рейхсляйтера. В трудных ситуациях люди всегда хватаются за авторитеты, начинают говорить словами своих учителей.

Я кивнул в ответ:

— Яволь. Как скажете.

А про себя подумал — вот он, момент. Борман здесь, Шпеер с Геббельсом тоже, да и Гитлер присутствует. Все в одном здании. К которому сейчас подойдут мятежники. И лучшего момента для уничтожения всей верхушки Рейха у меня уже не будет. Пора действовать!

Пистолет Luger P08 (производства компании «Mauser», 1942 г.), современное фото

Берлин, клиника «Шарите», 1 мая 1943 08:57

Мы с Борманом и моим адъютантом прошли к палате, где оперировали фюрера, тут все еще торчали автоматчики из Лейб-Штандарте.

А у дверей палаты стоял доктор, не тот, что раньше — этот был помоложе. Но стоял от тут затем же, зачем и старый: чтобы докладывать руководству Рейха о состоянии фюрера.

— Ну что там, мой друг? — обратился Борман к доктору.

Однако доктор не ответил, он был перепуган, весь дрожал, у парня зуб на зуб не попадал.

Это еще что? Неужели фюрер и правда умер? Неужели всё — я убил Гитлера?

Доктор попытался что-то из себя выдавить, но от стресса не мог связать двух слов.

— Рейхсляйтер… Простите… Вынужден сообщить…

Автоматчики застыли, как статуи, их лица были каменными. А жирный лоб Бормана в очередной раз покрылся испариной.

Ну хватит, пожалуй. Я слишком долго тянул время, я действовал слишком трусливо. Но это было раньше, я тогда еще не освоился. А сейчас освоился вполне. Лучше момента уже не будет никогда. Сейчас и только сейчас: когда Гитлера больше нет, и когда все растерянны.

Я выхватил из кармана пистолет и громко отчеканил:

— Фюрер был убит в результате заговора! Борман, Геббельс, Геринг и Шпеер сговорились, чтобы погубить фюрера. Я только что допросил Бормана — он признался мне!

Да, наверное было разумнее действовать не столь прямо, а вступить в союз с Борманом. Но это было разумнее пару минут назад, когда я еще не знал о мятеже военных и смерти Гитлера. А политика — искусство возможностей. И если я хочу стать политиком (а я хочу), то должен, просто обязан действовать сообразно ситуации.

Я направил пистолет прямо в жирную рожу Борману:

— Я приговариваю вас к смерти за государственную измену, рейхсляйтер!

Автоматчики не отреагировали — вообще ноль эмоций, никто из них даже не шевельнулся. А вот доктор в ужасе вскрикнул.

Я нажал на спуск, но ничего не произошло.

Вот черт! Я забыл снять с предохранителя…

Щелк — я снял с предохранителя, но время было уже потеряно.

— Это не Гиммлер, это русский шпион! — заорал Борман, — Убейте его!

Но никто из охранников Гитлера даже бровью не повел. Не люди, а киборги. И подчиняются они только Гитлеру, которого больше нет.

Борман бросился на меня, выбил у меня пистолет, люгер полетел на пол. Однако среагировал мой адъютант, он подошел к Борману со спины, сложил руки замком, а потом профессионально ударил рейхсляйтера по толстой шее.

Борман ахнул и опал на колени.

Я первым делом поднял с пола мой пистолет, а уже потом двинул рейхсляйтеру сапогом в висок. Черепушка у Бормана хрустнула, теперь рейхсляйтер упал уже на четвереньки, в глаза ему брызнула кровь из распоротой головы.

— Давай договоримся! — взвизгнул Борман.

— Никаких переговоров с врагами Рейха, — отрезал я.

Я направил пистолет Борману в голову и выстрелил. Резкий, как удар хлыста, звук разнесся по больничным коридорам, пуля прошила башку Бормана насквозь. Рейхсляйтер рухнул на пол всем своим жирным телом, под ним тут же стала растекаться лужа крови.

Вот этого уже точно никакие хирурги не спасут и даже пытаться не будут. Борман был мертв.

А на меня накатил шок. Я еще ни разу в жизни не убивал человека, так что в голове у меня тут же застучало, руки задрожали. Хорошо, что задрожали сейчас, а не секундой раньше — когда я стрелял. Я тут же сунул в карман пистолет, и обе руки тоже засунул в карманы мундира, чтобы скрыть мою