– Вы ему понравились.

– Шустрый мальчик.

– Да. Он такой. Понимаете, он у нас желанный. Мы только поженились, а муж получил большую дозу радиации. Что-то пошло не так на буровой, и был выброс радона очень сильной концентрации. Большая доза облучения. Он долго лечился. Ну, как мужчина он… у него все в порядке. А врачи нам не советовали заводить детей. Могли быть отклонения, мутации… А потом, когда прошло больше десяти лет и врачи разрешили нам заводить детей, оказалось, что я не могу выносить… Три выкидыша. Это было ужасно! Невыносимо! Была депрессия! Я хотела покончить с собой! Мы очень хотели детей, но я не могла стать матерью. И вот у нас появляется Майкл… И его могло не стать сейчас… – Она зарыдала, закрыв лицо ладонями.

Мальчишка удивленно посмотрел на мать, потом на меня и скорчил гримасу, собираясь тоже заплакать.

– Тихо, тихо! Все позади. Сейчас сын начнет плакать с вами. Успокойтесь. Выпейте воды, – мягко проговорил я.

Она откинулась назад, ладонями вытерла мокрое от слез лицо и прошептала:

– Да, да. Нельзя плакать! Нельзя. И еще раз спасибо вам. Не знаю, как жила бы дальше, если бы случилось…

Посмотрела на сына. Тот, не понимая, побежал к маме, уткнулся ей в колени.

– Все хорошо. Я пойду.

– Посидите. От вас веет надежностью. Чувствуешь себя как за каменной стеной.

Угу, мне еще интрижки не хватало с благодарной мамашей.

– Ладно. Только обещайте, что не будете плакать. Я не знаю, что делать, когда женщина плачет. Чувствую себя полным болваном.

– Хорошо, обещаю. Вы к нам надолго?

– Не знаю, как пойдут дела. Ищу участки для бурения.

– Тут все ищут участки. Вернее, искали. Как начался сланцевый бум, так все сошли с ума. Сейчас это уже прекратилось. И скважины законсервировали, так и не начав толком качать нефть.

– А почему вы не уехали? Здесь же нет работы.

– Работы нет, но за нее платят сотрудникам.

– Если не сложно, поясните, я не понял.

– Нам вообще-то запрещено болтать с незнакомцами, но вам я расскажу. Начали искать здесь нефть только в начале бума. Результаты были обнадеживающими. Даже пошла первая нефть. Большое месторождение, и не сланцевое, как предполагалось сначала, а настоящее. Но потом резко заморозили добычу. Скважины законсервировали, все работы свернули. Оставили здесь, в городке, двести сотрудников с семьями, обслуживать это поле, сохранили семьдесят процентов от среднего заработка. Работы вроде немного, и платят хорошо. Обязательное повышение квалификации. И командировки на учебу. Мотаются по другим объектам. За это тоже дополнительно платят. Но здесь тоскливо. Все жрут друг друга, как пауки в банке. С виду все благопристойно, а на самом деле – слухи, сплетни, интриги. За всем следит начальник службы безопасности. Бывший военный. То ли «зеленый берет», то ли «морской котик». Страшный, ужасный человек!

– Он здесь старший?

– Нет. Не он. Джон Скотт, он старший менеджер. Но его сейчас нет, вместе с Биллом в командировке. Билл – этой мой муж, отец Майкла, – кивнула она на сына. – Скотт завтра вернется, а муж через три дня. Мы по скайпу с ним часто разговариваем. Скотту надо проверить этих… в черном.

– В черном?

– Да. Этих. На буровом поле. Привозят партиями. То ли арабы, то ли русские. Они крутятся вокруг скважин. Чему-то их обучают инструктора. Местных специалистов редко приглашают, да наши особо и не рвутся, хотя там и платят прилично. Но после того, как этих… привели в магазин, они зашли в бар и стали приставать к женщинам. Официантка Мари ответила, дала пощечину. Тот, что приставал к ней, мгновенно выхватил откуда-то нож… Посетители заступились. Здесь же Техас… Два трупа пришлых. Начальник службы безопасности примчался сразу. Он суров. Страшен. Лицо и руки в шрамах, уши переломаны. Его все боятся. Когда он увидел все это, ему необходимо было выплеснуть злость… Одним ударом кулака переломил верх барной стойки. А там доска в три дюйма. Потом кому-то позвонил. Через полчаса было много народу, но все американцы. Полиции настоящей не было, все в штатском или полувоенной форме. Тех, кто убил… даже не арестовали и не уволили. Но той же ночью все уехали. Трупы исчезли. В лагере тогда двое из местных работали и рассказывали, как дикарей сгоняли в грузовики. Те хотели приехать к нам, чтобы отомстить за своих. Про них рассказывали, что в основном они с Ближнего Востока. Арабы. Было несколько из России. Но между собой они разговаривали на арабском.

– А почему решили, что русские?

– У нас двое русских работают. Тот, кто был в лагере, услышал русскую речь и подошел к ним. Поговорили. Сказал, что кто-то был с Кавказа, кто-то из других городов. Я не знаю Россию.

– А второго русского не было рядом?

– Второй – это Джон Скотт. Наш сосед. Он самый главный. Потом два месяца не было никаких визитеров в лагере. А теперь одни приезжают, пробудут месяц, одна-две недели перерыв, и снова новых привозят. Никого к ним не пускают, но и их не выпускают в город. И беспилотники периодически кружат. Один раз, рассказывали, ночью кто-то из этих… попытался в город пробраться, так пришлось охране в воздух стрелять. Когда его задержали, он кинулся на них. Звери! Животные!

– Они что, нефтяники? – наивно спросил я.

– Да ну, скажете тоже, нефтяники! Бандиты. Их учат, как взрывать скважины! Террористы!

– Что вы говорите! Какой кошмар!

– Да, мне муж по секрету сказал. Надеюсь, вы никому не скажете?

– Ну что вы! Я уже забыл про это. А как вы здесь живете? Скучно?

– Мне не скучно. Сами видели, какой он быстрый, только и успеваю ловить. Да и весь дом на мне. Муж часто бывает в командировках. Подруг я здесь не завела. Так… приятели. Мы с соседом только и дружим. С Джоном. С русским. Да какой он русский! Давно уже здесь живет. Только легкий акцент его выдает. Требователен к себе и к окружающим. Все по инструкции. Педант. Если не знаешь, что русский, можно сказать, что немец или англичанин. Правда, когда на работе. А в компании – веселый, много шутит, рассказывает истории, он немало поездил по миру, был на Ближнем Востоке. Особо не церемонится ни с начальником охраны, ни с этими, что приезжают. Если что не так, может и кулаком приложиться. По нему многие дамы сохнут. Но он как кремень. Шутит, улыбается, но не более того. Тут даже пари устраивали, кто его первая соблазнит.

– И кто выиграл?

– Никто. Говорю же – железный.

– Может, гей?

– Нет. Не похоже. Муж говорит, что у него в России осталась семья, но он почему-то не привозит их и к ним не ездит. Но человек хороший. Майкл у него с рук не слазит, и Джон ему все позволяет. Тот по нему ползает, как хочет, а Джон только смеется. Вот. Посмотрите. – Эшли вытащила с нижней полки журнального столика альбом с фотографиями. Полистала и протянула мне. Вот ты какой, Джон Скотт. Мужчина лет пятидесяти счастливо улыбался, когда мальчишка сидел у него на шее и куда-то тянул руку, видимо, что-то показывая. Оба счастливы.